Кремль 2222. Петербург - Дмитрий Силлов

И моими – тоже…

Странное, очень странное ощущение… Сейчас Оператор видел то же, что и я… а я видел то же, что и он. Меня вдруг разом стало очень много. Я был десятками выживших зомби, остановившимися после неудачной атаки и тупо смотрящими вслед уносившемуся вдаль мотоциклу. Я был рукокрылом, парящим в вышине, для которого все рожденные ползать с высоты казались ничтожными букашками. Я был собой, летящим вперед, прямо на земляную стену. И я был мертвецом, глядящим на то, как его лапа подносит к затравочному отверстию старинной пушки горящий факел.

Мои пулеметы уже успели просверлить в земляной стене порядочную дыру, когда сверху, со стены, по мне и моему мотоциклу хлестнул заряд картечи.

Я, словно в замедленном фильме, увидел полет множества круглых свинцовых пуль, летящих мне навстречу, и все, что мог сделать, это пригнуться, почти улегшись грудью на бронированный бензобак и изо всех сил вцепившись в руль онемевшими от напряжения пальцами.

Свинцовый град снес лобовое бронестекло, несколько пуль ударили по моему «Мутанту», словно десяток кузнецов одновременно долбанули по защитному костюму тяжелыми молотками. Массивный левый плечевой щиток сорвало напрочь, две или три пули ударили по затылочной части шлема, но я все равно держал руль, хотя меня неслабо повело, будто я на ринге прямой в челюсть схватил. И при всем при этом я все равно нашел в себе силы на мгновение оторвать левую руку от руля, чтобы перевести реостат над красной кнопкой с минимальной цифры «3000» на крайнюю отметку «6000».

Утробно ворчащие «миниганы» взвыли, приняв на электромоторы двойную нагрузку. Я понимал – за счет увеличения темпа скорострельности до максимума, патроны в коробах стремительно тают. Но выбора не было. Редут неотвратимо надвигался на меня, и единственным способом не убить себя о земляную стену было проковырять в ней дыру, достаточную для того, чтобы прорваться внутрь укрепления.

Только вот передо мной был редут, которому по статусу фортификационного сооружения положено иметь перед стеной ров. Когда летишь на байке прямо на стену, края того рва не видно. Но я слишком сильно уважал историю военного искусства, чтобы не догадываться об этой ловушке, потому заранее присмотрел себе небольшой трамплин – кусок стального панциря био, вросший в землю. Правда, если он ржавый, значит, как раз в противоположную часть рва и впишусь вместе со своими завывающими пулеметами, после чего в тот ров и рухну. А мертвецам со стены останется лишь сбросить на меня что-нибудь тяжелое, лишнюю чугунную пушку, например, которую не жалко. Но другого выбора не было…

Панцирь оказался ржавым.

Я прямо ощутил, как он проминается, проваливается внутрь под весом моего мотоцикла. Но мгновение, необходимое для взлета, он продержался и уже где-то за моей спиной осыпался на землю кусками проржавевшего металла.

А я летел надо рвом прямо на стену, которую неистово грызли мои пулеметы…

Я врезался в пробитый свинцом узкий тоннель, как клинок в ножны, осознавая, что еще немного, и слежавшаяся земля просто обвалится вниз под собственным весом, похоронив меня заживо. Но это был единственный путь, и я очень надеялся, что у меня все получится…

Она сыпалась, отваливалась вниз целыми пластами. Но скорость была достаточно велика, как и вес мотоцикла, а пулеметы все еще работали. Какое-то время, показавшееся мне бесконечно долгим, мощный прожектор байка упирался в сплошную могильную темень… которую вдруг разорвал сноп солнечных лучей, ударивший мне прямо в стекло защитного шлема.

Мотоцикл с надсадным ревом вырвался из земляной могилы, и в грязное зеркало заднего вида я мельком увидел, как позади меня проседает вниз неслабый участок стены и как втыкается в землю дулом вниз упавшая сверху пушка. Но это было уже прошлым, оставшимся за спиной, как и трупы мертвецов, размазанные по проспекту.

Главное было впереди.

Прямо посреди квадратного редута, сложив на груди уродливые трехпалые лапки, стоял тощий, жилистый мутант, карикатурно похожий на своего брата, которому я отрубил голову в красном Поле смерти. Этот был пониже ростом, поуже в плечах, но с толстенной шеей, которую венчали две головы, сросшиеся височной частью. И сверху – уши. Большие и заостренные кверху, как у летучей мыши, повернутые в мою сторону.

Он был похож на братца, этот Оператор с двумя сросшимися головами. Можно сказать, похож глазами. Те же стрекозиные фасетки, только по одной, здоровенной такой, на каждую голову. Немигающие насекомьи гляделки, каждая занимающая большую часть гладкой, кожистой морды. Вместо носов – две крохотные дырочки, под которыми кривились презрительно безгубые щели ртов.

«Ментально… в два раза сильнее брата…» – пронеслось у меня в голове… вместе с осознанием того, что пулеметы молчат. Патроны кончились, лишь по инерции вхолостую вращались блоки стволов, недовольно гудя, словно пара разозленных шмелей.

«Ты сам пришел ко мне, хомо, – прошелестело у меня в голове. – Это правильно. Глупо бегать от своей судьбы, лучше самому идти ей навстречу».

Перед моими глазами мгновенно повисла мутная, плотная пелена, похожая на давешнюю паутину сообразительного паука-мутанта. Краем сознания я понимал, что мотоцикл неумолимо останавливается, потому что я изо всех сил жму одновременно на рычаг переднего тормоза и ногой – на педаль заднего… Но я ничего не мог с собой поделать. Мягкая, но непреодолимая пелена чужой воли управляла мной, словно послушной куклой.

А шепот становился все громче, подавляя во мне все, что было мной, прессуя, втаптывая, размазывая тонкой пленкой мой разум. Этот шепот гремел во мне, превратившись в грохочущий крик, подобный реву водопада:

«Из тебя получатся отличные воины! Идеальные воины!! Я расчленю твое тело, разделю твой мозг и твою душу между моими детьми, вложу в каждого по частичке тебя!!! Ты будешь в каждом из них, наполняя мои создания бесстрашием и волей к победе!!!»

От этого оглушающего крика, звучавшего во мне, хотелось рухнуть на колени, преклониться перед величием всесильного господина, почувствовать себя букашкой в тени его могущества. Хотелось безумно, до дрожи в коленях, до восхищенного стона, готового сорваться с моих губ…

Я медленно отпустил рычаг тормоза. Я не препятствовал моему телу и разуму испытывать восхищение перед созданием, способным беззвучным, подавляющим волю жутким ревом заставлять ползать перед собой любое живое существо. Но это искусственно наведенное обожание не помешало мне вытащить из чехла ППС, указательным пальцем толкнуть вперед предохранитель и выпустить в мутанта весь магазин до последнего патрона. Просто слишком сильно ненавижу я, когда на меня пытаются кричать. При этом в таких случаях я не отвечаю, пропуская мимо себя чужую ярость. И даже если при этом меня попытаются унизить, втоптать в грязь, я не буду орать в ответ или как-то еще показывать, что мне это не нравится, а подойду и дам в морду. А в случае, если чужая агрессия угрожает моей жизни, просто убью излишне эмоционального урода. К сожалению, зачистка уродов это единственное, что у меня получается лучше всего.