Пандемоний - Дэрил Грегори

Джонни легко прошелся по остальным отметкам контроллера. Поезд набирал скорость. И тогда демон запел. Он проревел «Магистраль Рок-Айленд», затем «Кейси Джонса» и «Я работаю на железной дороге».

В Хатчинсоне они, не сбавляя скорости, переключили стрелку — проводнику даже показалось, будто он слышит, как вагоны, мчась по кривой, слетают с рельсов — однако колеса выдержали, и состав удачно вылетел на магистраль Канзас — Оклахома, ведущую на север.

К этому времени Джонни уже вел поезд, установив контроллер на отметке «8». Состав летел вперед все быстрее и быстрее. Мимо мелькали маленькие городки: Никерсон, Стерлинг и Эллинвуд. На каждом разъезде у поездной бригады перехватывало дыхание от ощущения неминуемой гибели. Какой-то местный товарняк, что находился впереди них, еле успел перескочить на параллельную ветку и освободить путь составу, летящему вперед со скоростью сто миль в час.

Колея свернула на запад, и они полетели как раз навстречу заходящему солнцу. Снег засверкал под его лучами, напоминая бескрайнее поле битого стекла. Демон снова затянул ту самую песню, которую пел, устраняя неисправность с вентилятором.

Джонни велел кочегару подбросить уголька,

Джонни велел кочегару подбросить уголька,

Забьем углем топку так,

Чтобы труба запела.

А если засвистит котел, ребята,

То тут уж экономьте пар.

Олимпия, крошечный городок, появился в поле зрения слева от них. Демон дал протяжный гудок, который наверняка был слышен даже в Додж-Сити. Джонни же продолжал петь:

Джонни сказал проводнику, что лучше помолиться,

Джонни сказал проводнику, что лучше помолиться.

Тебе навстречу мчится дизель,

Прямо по твоему пути.

Нас здесь больше не будет, ребята.

Но я все-таки вернусь.

Клянусь Господом, вернусь.

Он зафиксировал контроллер и шагнул к двери будки. Тормозной кондуктор подскочил со своего места. Проводник и машинист даже не шелохнулись.

— Замечательный был рейс, ребята! — произнес Джонни Дымовая Труба и лучезарно улыбнулся.

Затем рывком открыл дверь и шагнул навстречу холодному ветру.

Заметив, что стою открыв рот, я поспешил закрыть его.

О'Коннел возмущенно фыркнула и прошла мимо меня. Приблизилась к столу, стянула с себя куртку и повесила ее на спинку стула. Смахнув с лица капли влаги, она изумленно уставилась на сваленные кучей на кровати цепи. Удивленно подняв бровь, мать Мариэтта посмотрела на меня, как бы спрашивая: это, случайно, не твои?

— Располагайтесь и будьте как дома, — предложил я.

Я стоял в дверном проеме, чувствуя, как по спине стекают капли дождя.

— Не хотите объяснить мне, что это такое? — кивнул я в сторону рыбы.

— Щука обыкновенная.

— Вижу, — ответил я, хотя понятия не имел, какого сорта эта рыбина. — И кто ее сюда притащил?

— Можете поблагодарить Луизу. Входит в услуги мотеля, как веточка мяты на подушке.

Я не заселяю никого после одиннадцати вечера. Я не могу поселить вас в неприбранные комнаты.

— Ну так к чему бы это?

— Вспомните еврейскую Пасху, — подсказала О'Коннел. Я непонимающе нахмурился. — Кровь на двери, ангел смерти? Дети Израилевы? Забыли?

— Я имел обыкновение прогуливать воскресную школу, — честно признался я.

— Тогда считайте это просто знаком уважения. Частью нашей традиции.

На мгновение я представил картинку: деревянные шипы, приколоченные к каждому дому в Гармония-Лейк.

— Вы так и не ответили на мой вопрос, мистер Пирс.

Я закрыл дверь, подошел к кровати и принялся складывать цепи в спортивную сумку.

— Итак, как вы узнали о моей матери?

— Нужна генеалогия — обращайтесь к мормонам, — ответила она. — Демонология — к Красной Книге.

— Что-что?

— Упертые юнгианцы. Одержимость — их конек. — О'Коннел села и, покопавшись в карманах, извлекла пачку «Мальборо» и зажигалку. — Они регистрируют каждый случай одержимости, всех свидетелей. — Она наклонилась вперед и достала из пачки сигарету. На лбу у нее всё еще блестели капельки воды. — Смею заметить, вы там упоминаетесь не один раз.

Не только из-за Хеллиона, догадался я. Мне довелось быть свидетелем нескольких случаев одержимости, и мое имя засветилось в полицейских отчетах.

Я закрыл сумку и застыл на месте. Скажу честно, я не испытывал желания сесть рядом с ней за стол или примоститься на низкой кровати, тем самым предоставив Мариэтте возможность смотреть на меня сверху вниз. О'Коннел зажгла сигарету четким отработанным движением курильщика со стажем. По крыше монотонно барабанил дождь.

— Вы были обследованы психиатром, когда первый раз подверглись одержимости, как только ваша мать вернулась домой после операции, — продолжила она, откидываясь на спинку стула. — Доктор описал ваш случай в статье в журнале «Психиатрия и психические патологии». Неужели вы не в курсе? Он, конечно, не упоминал вашего имени — врачебная этика и тому подобное, но хронологически всё совпадает. Кто-то из Общества Красной Книги заботливо провел аналогию с несчастным случаем, произошедшим с вашей матерью много лет назад. Я позвонила, и потребовалось всего несколько минут, чтобы узнать ваше имя.

Она выдержала паузу и продолжила:

— В статье врач изменил ваше имя, но оставил пол и возраст, что совпадает с вашими данными в Книге. Или взять, к примеру, рогатку — своего рода опознавательный знак Хеллиона. Даже не сама рогатка, а действие — сбить очки с лица человека. Такое не так-то просто подделать. Ребенок должен обладать определенной силой и меткостью. Конечно, в ваши намерения вряд ли входило лишить родную мать глаза. Тем не менее выстрел был охрененный.

— Это сделал не я!

— Знаю, — согласилась она.

«Черт тебя побери! — в сердцах подумал я. — Теперь ты мне веришь?»

Я развернулся, но комната была слишком тесной, чтобы мерить ее шагами. Идти было некуда, разве что только наружу.

— Прежде чем в тебя вселился демон, — продолжила О'Коннел уже другим, каким-то усталым голосом, — десятки людей подверглись нападению со стороны Хеллиона, стрелявшего из этой штуковины им прямо в лицо. Но после тебя, хотя сведения о появлениях Хеллиона и продолжали поступать, такого не случилось ни разу. За двадцать один год, прошедший с того случая, ни один ребенок не сделал того, что сделал ты. — Она замолчала. Я поднял глаза и поймал на себе ее взгляд. Усталости в нем не было. Внешне О'Коннел оставалась спокойна, однако в ней угадывалась та самая энергия, которую я почувствовал еще в отеле. — Ты был последним, Дэл. Ты его поймал и больше не выпустил.