Двенадцать подвигов Рабин Гута - Алексей Лютый

– Что, козел, напился? – ехидно поинтересовался эльф. – Приятного аппетита, – а затем обернулся вокруг своей оси, чтобы посмотреть на горестно застывших от тяжкой утраты Рабиновича и Попова. – Ладно, гады, сами напросились. Я умываю руки и сваливаю отсюда к гномьей матери. Выбирайтесь как хотите!

С легким хлопком Лориэль тут же растворился в воздухе, оставив после себя лишь бледную тень голубоватой дымки. Несколько секунд на поляне проходила репетиция финальной сцены еще не написанного Гоголем «Ревизора», а затем Немертея удивленно спросила:

– Это кто такой тут был?

– Да так. Хрен без кожаного пальто, – пожал плечами Сеня и замолчал, тупо глядя на влажную траву, впитавшую в себя все вино экспедиции.

Я чихнул и потряс головой. Вот так всегда! Появится маленький нахал, обзовет всех, как только придумать сумеет, и исчезает, так ничего и не объяснив. А мы стоим, как тупые шавки в подворотне, и гадаем: «А чаво приехал? Чаво привез?..»

Эльф появился и исчез так же, как поступал почти всегда. Единственное серьезное исключение из этого правила Лориэль сделал тогда, когда пытался уговорить троих друзей отправиться на поиски Зевса, спасая тем самым и собственный мир от необратимых изменений. Тогда он был вежлив, дружелюбен и очень велеречив, приводя в пользу готовящейся акции неопровержимые доводы. А вот теперь, подлец, возомнил себя большим боссом!

Менты молча ехали по лесной дороге, поднимающейся на отроги гор. Никто из них не хотел вслух обсуждать поведение наглой эльфийской свиньи, но в душе каждый вынашивал план мести и за поруганную перед аборигенами честь и достоинство российского милиционера, и за безвременно почившие алкогольные запасы экспедиции, в чем Жомова никто, естественно, обвинять не собирался! Попов поначалу даже начал раздумывать о том, из чего ему в местных условиях сконструировать самогонный аппарат, но вскоре вынужден был отбросить эту мысль.

Дело в том, как вы, наверное, и сами знаете, что для приготовления этого национального русского напитка требуется какое-нибудь слабоалкогольное сырье. Например, тот эль, которым в предыдущем путешествии викинги поили ментов. Но сейчас под руками у Андрюши не было даже его, а для изготовления хотя бы примитивной браги у путешественников не было ни времени, ни посуды, ни места. В общем, на экспедицию, злорадно скаля зубы, надвигался сухой закон. Естественно, его приближение никого радовать не могло, за исключением, пожалуй, одного Горыныча.

– Не стоит так расстраиваться из-за утраты алкоголесодержащей жидкости, – это так он по-своему попытался утешить друзей. – В нашем мире, например, алкалоиды считаются сильнодействующим ядом и применяются только в крайних случаях, как превентивная мера борьбы с опасными вредителями. Нашему виду поглощение этого вещества абсолютно противопоказано. Может быть, это и является исключением из правил, но я знаю и множество других разумных видов, которые спокойно могут обходиться без поглощения алкоголя. Конечно, я понимаю, что в физиологическом плане ваш организм устроен несколько иначе…

– Вот именно, иначе! – сердито перебил его Рабинович. – А раз так, то лучше помолчи, пока беды не случилось.

– Да ничего ты, Горыныч, не понимаешь! – Попов резко обернулся к пропагандирующему трезвый образ жизни второгоднику-второкласснику. – Проблема не в том, что у нас нет выпивки, а в том, как именно мы ее лишились. Одно дело, если бы вино у нас кончилось или мы просто не взяли бы его с собой. Конечно, это маловероятно, но в таком случае никто особо переживать не стал бы. Но когда вот так, собственными руками, уничтожить все… Э-ех!

Слов у Андрюши больше не осталось, и он смог только обреченно взмахнуть рукой и отвернуться от собеседника. Его горестный полувздох-полустон поддержал и Жомов, так же бессильно махнув рукой. Горыныч поочередно перевел взгляды всех трех своих голов с одного на другого и, заявив, что все равно ничего не понимает, для успокоения нервов принялся жевать солому.

На это безбожное уничтожение конского фуража, за которое в другое время всеядного проглота приговорили бы к изгнанию из колесницы, в этот раз никто внимания не обратил. А уж меньше всего горынычевский рацион сейчас волновал Жомова. Ваня, сгорбившись, ехал на своей каурой кляче впереди каравана, стыдясь даже посмотреть в глаза друзьям. После всего случившегося он чувствовал себя по отношению к ним предателем, детоубийцей и вообще полным подлецом.

Конечно, если бы было возможно повернуть время вспять, омоновец бы сто раз подумал (если бы нашел чем!), над каким именно предметом он пытается прихлопнуть этого скотину эльфа. Однако прошлого вернуть нельзя, и Жомову оставалось только проклинать себя последними словами. Вылив на себя ушат самых грязных эпитетов, которые только нашлись в его лексиконе, Ваня поклялся, что по возвращении домой тут же компенсирует друзьям все моральные издержки от столь тяжкой утраты вина, купив каждому по литру водки. Ну и себе литр, соответственно! И пусть только жена попробует наехать на него по поводу пропавших из зарплаты трехсот рублей. Тогда он и ей, и теще… скажет, что потерял их по дороге, когда рассчитывался в троллейбусе за проезд. Ну а этому подлому Лориэлю Жомов решил отомстить. И собирался поквитаться за причиненные страдания максимально жестоко.

– Я этому летающему скоту безмозглому сначала все крылья пинцетом повыщипываю, – бормотал он себе под нос. – Затем привяжу жгутом к карандашу и посмотрю, как он тогда ехидничать станет. Я этой сволочи такого «приятного аппетита» пожелаю, что ему до конца дней кусок в горло не полезет… У-у, блин! Убил бы гада.

И все-таки, несмотря на очевидный ущерб, постоянно наносимый эльфом моральному состоянию лучших сотрудников милиции, трое друзей были вынуждены признаться самим себе, что и определенная польза от маленького мерзавца все же есть. Дело в том, что в обоих прошлых путешествиях Лориэль почти всегда появлялся тогда, когда ментов ждала какая-нибудь серьезная неприятность. Он служил своеобразным сигналом, предупреждающим путешественников о том, что все системы их корабля дальнего плавания находятся в предаварийном состоянии.

Вот и сейчас никто из ментов ничего хорошего от лежавшей впереди дороги не ждал. Поочередно выныривая из состояния транса, в котором друзья находились после изуверского трюка Лориэля, заставившего несчастного Жомова уничтожить винный запас, менты настороженно поглядывали по сторонам, ожидая какого-нибудь подвоха. Однако время шло, лес начал редеть, а путешествие к Хирону проходило удивительно тихо и мирно. А когда, по словам Немертеи, до жилища пожилого кентавра оставалось не более часа верховой езды, менты и вовсе начали сомневаться, появлялся ли эльф для того, чтобы предупредить их о чем-то, или же просто решил напомнить, кто в Элладе хозяин. В таком случае его слова о том, что друзьям придется самим из чего-то выпутываться, были не больше, чем блефом. Подъезжая к узкой расщелине в скалах, за которой должна была открыться долина кентавров, менты почти поверили в правильность своих предположений и тут же поняли, как сильно ошибались.

Сначала со всех сторон послышался глухой стук копыт, перемежающийся с шумом катящихся камней. Затем стало явственно слышно приглушенное ржание и грубоватые смешки, и наконец на небольшое пространство перед входом в ущелье, окружив небольшой караван широким кольцом, невесть откуда высыпало десятка три лошадей, скрещенных каким-то сумасшедшим генетиком с людьми и именуемых в Элладе кентаврами. Ну, а вход в долину загородил широкоплечий смуглокожий и омерзительный на вид тип, вросший в туловище вороного коня.