Марлен Дитрих - К. У. Гортнер

– Но теперь ты выходишь за меня замуж, – возразил он. – Я хочу, чтобы все было как положено. Хочу водить тебя на прогулки в Тиргартен по субботам и пить чай с твоей матушкой по воскресеньям. Хочу, чтобы ты встретилась со своим дядей и купила помолвочное кольцо в его магазине. Хочу, чтобы все поняли: у нас это всерьез.

– Кольцо? – косо посмотрела я на него. – На какие деньги? И почему мы не можем быть серьезными, живя здесь? Не вижу никаких причин, чтобы…

Мы лежали в кровати после бурной ночи: визит в кабаре, ужин, любовные игры. У меня был выходной. Мне хотелось понежиться в постели, приготовить еду, сделать неотложную уборку, а не завязываться узлами вокруг матери.

– Мы не можем позволить себе ни того ни другого, – ответил Руди и затянулся сигаретой. – Джо Мэй уволил меня.

Я подскочила на постели и села прямо:

– Ты ничего об этом не говорил.

– А теперь говорю, – вздохнул он. – Мэй не слишком хорошо отнесся к тому, что я оставил его дочь. Сказал, что я негодяй и разбил Еве сердце.

– Но на этой неделе мы ни одного вечера не провели дома! – воскликнула я. – Мы все время ходили в рестораны, ночные клубы… – Я не могла постичь глубину его беспечности. – У меня нет работы, – напомнила я. – И я ничего не искала, потому что на следующей неделе начнутся репетиции новой постановки в академии. Как мы с тобой будем существовать?

– У меня скоплено достаточно денег, чтобы продержаться какое-то время. И я собираюсь подать заявку на одну должность в «УФА». Я там кое-кого знаю. Только подумай, Марлен. К тому моменту, как мы поженимся, я, вероятно, буду работать на одной из самых мощных киностудий Германии. Там для нас обоих найдется много работы.

– Если они тебя возьмут. Ты пока еще не работаешь на «УФА». Мне нужно платить за комнату. Я больше не могу кормить обещаниями Труде. Денег, которые ты мне дал, хватило на то, чтобы покрыть долг, а на следующий месяц ничего не осталось.

– Как я и говорил, – кивнул Руди.

Мне хотелось закричать. Кроме этой комнаты, у меня больше ничего не было, в ней заключалась моя свобода. Расставаться с ней я не желала.

Я откинула одеяло, чтобы встать с кровати, а Руди сказал:

– Это ненадолго, только чтобы соблюсти светские приличия. Ты ведь еще хочешь этого? Ты еще хочешь стать моей женой?

В тот момент я не была уверена, так ли это. Его внезапная потребность в соблюдении приличий возмутила меня. Сама я никогда особенно не заботилась о том, как правильнее поступить, и от Руди этого не ожидала. Зачем я сказала «да»? Мысль о том, что я буду принадлежать кому-то, всегда была для меня искушением, с которым я одновременно боролась и к которому тяготела. Мне не нравилась идея, что кто-то будет владеть мной, но в то же время хотелось чувствовать себя защищенной. Притом что все вокруг, казалось, идет к неминуемому распаду, брак с Руди манил к себе, как спасительный остров. Вместе мы достигнем гораздо большего, чем по отдельности. Он поспособствует продвижению моей карьеры, по крайней мере в теории, а я буду иметь его при себе как любимого мужчину, о котором стану заботиться, и у меня появится собственная семья. Но надолго ли? Будем мы действительно довольны или домашняя рутина с течением времени неизбежно потопит страсть и задушит нас обоих?

– Марлен? – В голос Руди прокралась тревога. – Если у тебя есть какие-то сомнения, ты должна обо всем мне сказать. Я люблю тебя и больше всего на свете хочу, чтобы ты вышла за меня замуж, но не по обязанности.

Я посмотрела на него. В глазах моего жениха застыло беспокойство. Наверное, он любил меня, если из-за этого разорвал помолвку и потерял работу. А вдруг из меня не выйдет актрисы, как не вышло скрипачки, что мне тогда делать? По крайней мере, у меня будет муж. Мне больше никогда не придется балансировать на краю пропасти, потому что он будет рядом. И конечно, я тоже его любила. Я никогда не испытывала подобных чувств. Если он хотел, чтобы мы поженились, то это лишь потому, что так обычно поступают влюбленные люди.

– Это действительно важно для тебя? – тихо спросила я.

– Да. Конечно это важно. Я хочу семью: жену и детей. А ты?

– Полагаю, да. Но мне также нужен муж, который будет зарабатывать нам на жизнь. И мама тоже этого захочет.

– Я обеспечу тебя всем необходимым. Все получится. Переезжай к матери, ходи в академию и продолжай играть в спектаклях, пока мы не поженимся. К тому моменту у меня будет предложение от «УФА», и я смогу рекомендовать тебя на разные роли. А пока ты должна набираться опыта. Забудь об этих мюзик-холлах и певческих ревю, они не стоят того, чтобы тратить на них силы.

– И уроки вокала мне тоже придется забыть, – мрачно сказала я.

– Тебе не нужны уроки вокала. – Руди обвил меня рукой и привлек к себе. – Ты поешь как ангел. Моя прелестная жена, мой ангел.

Он начал целовать меня. И я закрыла глаза, уступая ему.

Замужество все равно казалось мне каким-то капризом, почти азартной игрой. Вероятно, я пожалею об этом.

Но я никогда не уклонялась от рискованных предприятий.

Мама не произнесла ни слова, когда я появилась у ее дверей с чемоданом и связкой книг под мышкой.

Я от души попрощалась с Труде, которая продолжала заверять меня, что я могу оставаться сколько хочу. Но когда я сказала, что уезжаю, чтобы выйти замуж, ее печаль превратилась в радость.

– Gott sei Dank[44], – неожиданно сказала она. – Тут не жизнь для такой милой девушки, как ты. Ты должна быть женой, иметь детей, и притом с таким приятным молодым человеком.

Она практически выпихнула меня за дверь. Комната будет сдана в течение ближайшей недели. В Берлине были и другие милые девушки, кроме меня, а Труде хорошо вела дела в пансионе.

Я устроилась в своей старой спальне и ни с кем ее не делила, потому что Лизель жила с управляющим кабаре, тоже была помолвлена и ожидала свадьбы. Сестра пришла навестить меня вскоре после переезда. На пальце у нее красовалось кольцо с бриллиантом, щеки порозовели, и каждая по́ра ее кожи источала ощущение довольства.

– Представь себе, какое совпадение, – сказала она, когда мы в гостиной пили чай. – Обе мы обручились в одно и то же время. Каков расклад?

– Не в твою пользу, – заметила мама. – Твой будущий муж – в развлекательном бизнесе, которым управляют евреи. Забудь о кухне, детях и церкви. Евреи делают деньги на тех, кто на них работает. Вам обеим придется самим обеспечивать себя.

– Георг не работает на евреев. Он управляющий театром, – защищалась Лизель. – У него очень хорошее жалованье. Он сказал, что я могу продолжать учительствовать, если сама хочу этого. А жених Лены – как его имя? – спросила она, глядя на меня.

– Руди Зибер, – процедила я сквозь зубы, удивляясь, зачем согласилась снова жить под каблуком у матери и терпеть невыносимое ощущение превосходства Лизель, которая продолжала сверкать на меня своим перстнем, как оружием.