Люби и властвуй - Александр Зорич

Эгин сидел к морю спиной. Откровенно говоря, один вид этой затихающей, пристыженной солнцем стихии теперь внушал ему бескрайнее, непреодолимое отвращение. Он глядел на малиновую печать восходящего солнца, а иногда ― на серьги Овель. Не будь он таким сентиментальным дураком, каким казался себе в тот вечер, когда вещал сапфировые клещни на шнурок, а шнурок на шею, последнее напоминание о ней ушло бы на дно вместе с «Зерцалом Огня». Не то чтобы Эгин видел в этих клешнях хоть какой-то прок в их настоящем положении. Но уж, по крайней мере, он не сомневался в том, что с серьгами обсыхать на диком и бесприютном берегу враждебного Цинора гораздо приятней, чем делать то же самое без них.

Как ни странно, все те, с кем Эгин трапезничал в «капитанском зале» в первый вечер, уцелели. Являя контраст со всеобщей обездвиженностью и обессилен-ностью, Иланаф; большой любитель водной стихии и лучший пловец и ныряльщик среди всех товарищей Этана, расхаживал по берегу. Он был мокр, наг и горд, словно индюк; тощ, словно угорь, но на лице его играла улыбка. Несколько позже Эгин узнал причину столь оптимистического поведения на фоне всеобщего мрачного полуотчаяния. Дело в том, что Иланаф не только выплыл сам ― с мечом и двумя кинжалами, но еще и выволок на берег Авор, которая без него уже давно кормила бы крабов.

Дотанагела, распустив свои седые волосы по плечам, сидел, облокотившись спиной о валун и обхватив костлявые колени руками, что весьма плохо вязалось с романтическим представлением Эгина об излюбленных позах пар-арценцев. Глаза его были закрыты.

Знахарь сидел поодаль от него и… грыз ногти, с интересом следя за тем, кто и чем занимается. Эгин почему-то не сомневался в том, что он достиг берега одним из первых. Хотя первым, разумеется, был Самеллан. Тот и не думал слагать с себя полномочия капитана, а потому, обменявшись с Дотанагелой многозначительными кивками, покинул «благородных» и присоединился к своим матросам. Эгин слышал краем уха его густой бас, отдающий приказания, расточающий похвалы и бичующий пороки.

Стараниями Самеллана и других «лососей» очень скоро был разведен костер из водорослей и сухой травы. Разумеется, он скорее чадил и вонял какими-то знахарскими снадобьями, чем грел. Но все-таки это был костер. И его пламя нашептывало людям успокоительную ерунду о том, что их положение отнюдь не безнадежно.

– Мы пробудем здесь до вечера, ― спокойно и громко сказал Дотанагела. ― Во-первых, потому что наша одежда должна высохнуть. Во-вторых, потому что разведчики едва ли успеют возвратиться раньше.

А в-третьих, оттого, что к вечеру тела погибших прибой должен будет вернуть земле.

Никто не возражал ему. Никто не комментировал его слова. Даже Шотор, у которого, как казалось Эгину раньше, язык зудел беспрерывно. Что, впрочем, не такая уж редкость у пятнадцатилетних мальчишек. А потому, когда Иланаф нарушил тишину, все воззрились на него в растерянности и недоумении, как если бы он был говорящим тюленем.

– А где, по-вашему, пар-арценц, мы будем хоронить их? И кто будет исполнять обряды?

– Мы не будем хоронить их. И не будем исполнять обряды. Хотя я, разумеется, и мог бы справить все, что положено, ― отрезал Дотанагела.

– Но в таком случае есть ли смысл в том, чтобы ждать, пока распухшие тела, обезображенные ударами о камни и клешнями крабов, выбросит на берег? Мне кажется, это лишь деморализует нас, и в особенности матросов, чьи товарищи… ― стал оправдываться Иланаф.

– Матросы позаботятся о себе сами. Нас интересуют оружие, деньги, драгоценности. А потом мы уйдем.

– Тогда позвольте спросить вас, пар-арценц, отчего вы отказываетесь от погребальной церемонии? ― неожиданно слетело с губ Эгина. ― Ведь «лососи» умерли праведниками и заслуживают доброго посмер-тия.

– Ты прав, Эгин, они ушли как праведники, хотя многие из них и не были таковыми, ― бесстрастно сказал Дотанагела. ― И именно поэтому у нас нет оснований сомневаться в их посмертии. Но… погребальная церемония потребует от нас, в частности от меня, слишком большого напряжения сил. Соприкосновение с миром мертвых истощит нас больше, чем морские купания. А силы нам еще пригодятся.

Эгин потупил взор. Слова пар-арценца заставили его впервые в жизни задуматься о смысле погребальной церемонии. С раннего детства Эгин привык относиться к ней как к значимой, но пустой формальности. Эту формальность отчего-то необходимо выполнять. Но ― казалось Эгину ― это лишь театр, лишь действо, где все фальшивят. Церемония, где фальшь необходима и приветствуется, ибо она, по всей видимости, и есть правда, игра, не требующая ни «напряжения сил», ни «соприкосновения с миром мертвых». Просто пустые, помпезные слова. Но пар-арценц, похоже, думал иначе…

Стоял полдень. Было сухо и жарко. Но Эгин поежился.

– Мы нашли поселение смегов! Мы нашли поселение! ― громко и радостно вопили разведчики из числа матросов, пробираясь по камням к Дотанагеле.

Известие было скорее радостным, чем печальным. Гораздо лучше найти рыбацкую деревушку смегов, где есть вода, еда и лодки, и найти ее в трех лигах от места крушения корабля, чем не найти ничего. Хотя радости в нем тоже было немного. Смеги ― заклятые, хотя и малочисленные враги Варана. Ненавистники варан-ского флота. Жестокие пираты. Кость в горле всех без исключения варанских князей. «Только войной и питаются» ― вот что говорили о них поэты. И они, как это нечасто случается, знали, что говорили.

– Это хорошо, ― подытожил Дотанагела. ― Сколь велико оно?

– Две дюжины домов, милостивый гиазир! ― отвечал матрос, наконец-то отдышавшийся.

– Это тоже хорошо, ― Дотанагела погрузился в раздумья.

Получить все, что необходимо, мирным путем им скорее всего не удастся. Не такие люди эти смеги, чтобы отдавать что-либо с миром, продавать, менять, дарить. Тем паче варанцам. А значит, либо поселение придется вырезать, а после взять все, в чем нуждаешься, и делать это быстро, пока в головах потерпевших кораблекрушение не помутилось от жажды, смирившись с тем, что в схватке отряд наверняка уполовинится… Либо произойдет чудо.

Верят ли в чудеса его коллеги из Свода Равновесия? Еще неделю назад Эгин, не задумываясь, отвечал бы:

«Нет, нет и еще раз нет!» Но теперь неделя была позади.

– Самеллан, объявите матросам общий сбор, мы выступаем, ― скомандовал Дотанагела, и капитан, учтиво сложив руки на груди, отправился выполнять приказание пар-арценца.

– Пар-арценц, ― шепотом сказал Эгин Дотанагеле, когда они, притаившись на скалистой вершине, разглядывали рыбацкую деревушку, ― я почти уверен, что она совершенно пуста, Дотанагела бросил на Эгина озабоченный взгляд.

– Признаться, я полностью с тобой согласен. Несмотря на то, что над очагами клубился дымок, лодки, выволоченные на берег перед штормом, сушили паруса, а до слуха доносилось беззаботное блеяние скотины; в том, что люди покинули деревню, не было сомнений. Причем покинули несколько часов тому назад. Ни детей, играющих в пыли с разноцветными голышами, ни старух, нанизывающих жирные плавники тунцов на прутья, ни мужчин, починяющих снасти и бражничающих после удачного разбоя или, на худой конец, улова. Где они теперь, Хуммер их раздери?