Не созревшая рябина - Алина Карская

сменился, спрашивая «экспертное» мнение об этом событии, и новый бодрый голосок ребенка счастливо защебетал о новых друзьях, добрых учителях и целой куче ярких тетрадок.

Глядя на склонившего в задумчивости голову Чижа, Даня не мог не чувствовать укол вины. Заряд радио быстро сел (электричество не включалось уже вторые сутки), и комната погрузилась в молчание, так и не услышав, сколько людей помещается в отремонтированную больницу.

Не способный вынести неловкость, Даня что-то сказал. Что-то настолько глупое, что дядя Егор отвлекся от окна, а Чиж возмущенно фыркнул. Даня не помнит, что именно.

Через пару минут мужчина уже рассказывал Чижу, что надо делать, чтобы прочистить дымоход печки, и куда лучше накидать снег, чтобы весной клубника не замерзла. Дяде Егору не трудно, а парни не спалят дом. Да и бани на его участке нет, а вот у Мухиных она была. И парни не против, когда он приходит к ним помыться в горячей воде и просто отдохнуть.

Второй раз они застали работу радио гораздо позже. Не было ни новостей, ни чего-то серьезного. Обычная музыкальная программа, прокручивающая новогодние песни. Парни не вели счет дням, а из-за отсутствия телефонов и календарей, не могли назвать не только число, но и день недели. Считать нормально не получалось, быстро сбивались. Пытались однажды начать вести календарь, но уже тогда у них уже была ошибка в один или два дня. Быстро выкинув течение времени из головы, они вовсе забыли о праздниках. А ведь где-то осенью был день рождения Вани, а еще раньше, в конце лета – Дани.

Если верить ведущему, то сегодня тридцать первое декабря, а завтра должен был начаться новый год. Впервые в жизни Даня чувствовал сегодняшний день так четко. Сегодня праздник. Он бы хотел отпраздновать. Как в детстве, с Дедом Морозом и Снегурочкой. И с салютами. И с тазиком оливье, которое он ненавидел.

Невольно бросив умоляющий взгляд на Чижа, Даня понял, что друг думает о том же. Понаблюдав недолго за их переглядками дядя Егор рассмеялся.

– Раньше люди оставались тут на зиму и праздновали Новый Год. На площади должно было остаться дерево. Если его не спилили. Давно я не заглядывал.

Мужчина устало потер рукой подбородок, но через мгновение уже гордо выпрямил высокую спину.

– Уберем снег, поставим стол. Все наши сычи, наверняка, тоже захотят повеселиться.

Местные «сычи» Даню мало интересовали, но он точно найдет на вечер себе дерево и будет водить вокруг него хоровод, даже если придется кружиться в одиночестве. Или, что более реально, они с Чижом просто будут пялиться всю ночь в небо. Возможно, при свечах. Не найдут свечей – в темноте. В любом случае батареек для фонариков больше нет.

Площадь, о которой говорил дядя Егор, была небольшой площадкой. С одной стороны разбитая сцена и несколько разобранных лавочек, с другой – проржавевшая детская площадка. Люди редко сюда приходили, а те семьи, где были маленькие дети, проводили выходные не на даче. Тем не менее, это место сохранилось. Елка все еще росла здесь, в стороне от сцены. Посаженная совсем маленькой, она вымахала до двух метров, но летом внимания не привлекала, сливаясь с окружающими площадку высокими деревьями, а зимой – припорошенная снегом.

Елки Даня не помнил. Он не ходил на местную площадь с тех пор, как его, совсем маленького, заставили полоть там сорняки, а соседская девочка гонялась за ним с топором. Сейчас он думает, что это были весёлые деньки, но тогда он и впрямь испугался.

Недолго полюбовавшись деревцем, парни вернулись домой. Даня не уверен, есть ли у него на даче елочные игрушки, но на квартире их точно не было – слишком давно они не украшали на Новый Год елку.

Коробка отыскалась быстро, но часть игрушек в ней оказалась разбита. Стекло могло не выдержать переезда, или Даня с самого начала складывал их неаккуратно. Гирлянду тоже можно было не использовать – не подключенная к сети, она оставалась простым стеклом.

Остались только серые шишки да пластиковые шарики. Целое дерево этим не украсить, но если Даня сделает несколько снежинок из цветной бумаги, те смогут продержаться новогоднюю ночь. Оригами получалось кривым, неровным и иногда рваным. Чижу удавалось справиться лучше, но терпения ему не хватало.

Воображение подкидывало Дане картинки, как они с Ваней сидят на лавке возле елки, пьют вино и обязательно курят. Так, что дым поднимается над верхушкой дерева и уходит в звездное небо. А по радио крутят новогодние песни. Даня усмехался, поджимая губы от предвкушения. Даже понимая, что ни один пункт его фантазий в реальность не воплотится, он чувствовал радость, просто мечтая об этом.

Новый Год не прошел в тишине. К приходу парней на площади уже собрался народ. Как и обещал дядя Егор, поставили стол, утоптали и без того небольшой слой снега. Совместными усилиями елку украсили быстро. У кого-то нашлась мишура, у кого-то игрушки и сияющий «дождик». Одна соседка, маленькая женщина с вечно слезящимися глазами, принесла старые светящиеся в темноте звезды, годы назад продававшиеся с хлопьями. У Чижа тоже в детстве такие были, но, к сожалению, не пережили ремонта.

Еду на праздничный стол собирали всем поселком. Женщины за пару часов успели приготовить салаты из солонины и несколько простых блюд, чтобы хватило на всех. Кто-то принес сало и вяленое мясо, и Даня впервые ощутил, как соскучился по сочному шашлыку. Попробовав конфеты со вкусом молока, Чиж оказался на грани слез от тоски по нормальному молоку и хлебу.

Заряд у радио быстро закончился, и вскоре новогодние выступления прекратились. Тогда Даня завел свою шкатулку. Каждый раз, когда она останавливалась, кто-то запускал её снова. В любое время эти три повторяющиеся ноты могли свести людей с ума, но в тот день завод не успевал останавливаться часами.

Дядя Егор был в зелёном свитере, словно подмастерье европейского Санта-Клауса, и сутулился сильнее обычного. Он не сводил взгляда с отражения костра на шарах елки. До конца ночи они пили с Мариной и другими жильцами, но Чиж наотрез отказался, и Дане пришлось последовать за ним. Он не сильно расстроился, но глядя на счастливо поздравляющих друг друга людей, чувствовал некоторую жалость.

Марина быстро опьянела и затянула новогоднюю песню, одну из тех, что пела Людмила Гурченко в старых советских фильмах. Вскоре к ней присоединились другие голоса, сливающиеся в единый нестройный хор, не попадая ни в одну из трех нот музыкальной шкатулки.

Единственным подарком, который в этот новый год получили парни, оказался чистый мягкий