Карфаген атакует - Алексей Живой

— Не обойти! — сплюнул Леха, останавливаясь. — Придется уничтожить. За мной, скифы!

И первым бросился вперед, размахивая мечом. За ним бежали лучники, стреляя на ходу. Они били точно по ногам и головам и, преодолев отделявшие их от противника пятьдесят метров, сумели скосить почти весь первый и большую часть второго ряда, проделав в третьем значительную брешь. В нее и влетел Леха, рубя направо и налево. А за ним остальные скифы с топорами и мечами в руках. Звон железа гулко раздавался на узкой улице, застроенной каменными домами богатых горожан.

Оттолкнув ближайшего грека ногой, Леха нагнулся под просвистевшим мечом и воткнул свое оружие в грудь противнику. Затем рубанул второго. Акинак в ближнем бою оказался очень даже неплох. С плеча рубить им было невозможно, коротковат, но зато колоть в упор и резать — лучше оружия не придумаешь. Рядом разъяренные скифы размахивали топорами. Леха словно впал в кровавый транс — рубил, колол, пригибался, прыгал, уходил от ударов соперников — и сообразил, что пробился, только тогда, когда увидел перед собой пустынную улицу и ворота башни в сотне метров.

Истребив греческих гоплитов ценою большей части отряда, оставшаяся тридцатка в ярости бросилась вперед. Но тут Леха, бежавший первым, увидел, что охранники башни опустили решетку, перекрывавшую доступ к воротам, и теперь спешно закрывают небольшую, но массивную дверь сбоку от ворот. Если успеют, то в башню будет не попасть. И тогда все зря. Тем более, что позади, в самом конце улицы, уже раздавался стук копыт греческой конницы.

Леха на ходу выхватил кинжал, метнув его в почти закрытую дверь. Крик убитого солдата еще не затих, как он втиснулся в узкую щель, отбросив щит, и заколол второго, суетившегося рядом. Оттолкнул обмякшее тело и схватился с третьим. Убил. Бросился вверх по узкой лестнице, увлекая за собой солдат.

Ворвавшись в башню, скифы захлопнули дверь, отгородившись от конных солдат Херсонеса. Но здесь хватало пеших, и бой разгорелся за каждый этаж. Леха торопился, требовалось успеть, во что бы то ни стало. Сквозь узкие бойницы башни снаружи крепости они видели конных скифов, гарцевавших под стрелами противника внизу, у самой башни, в надежде на успех прорыва морских сил.

Зарубив еще одного пехотинца, Леха первым ворвался в помещение, где находился механизм, поднимавший решетку. Резкая боль обожгла плечо. Морпех с удивлением воззрился на торчавшую из плеча стрелу, но нашел силы сделать выпад и поразил мечом в шею единственного лучника, оказавшегося здесь. Грек упал, залившись кровью. А Федор прислонился к стене и, морщась от боли, разыскал взглядом нужный рычаг.

— Быстрее вниз! — приказал он Токсару, все время державшемуся рядом и теперь не отставшему. — Откройте ворота, а затем поднимите решетку. Надо потянуть на себя вот эту палку.

Он держался до тех пор, пока не услышал скрежета цепей, поднимавших решетку. А потом увидел сквозь бойницу скифский отряд, ворвавшийся в город. И лишь когда понял, что участь Херсонеса решена, упал на руки своих солдат, потеряв сознание.

После переправы через Рону армия карфагенян три дня шла форсированным маршем вверх по течению, пока не достигла дальней оконечности обширной холмистой и поросшей лесом возвышенности, зажатой между двух рек, которую беглый проводник называл «Островом». Ни одно из местных племен за это время больше ни разу не потревожило финикийцев, хотя то и дело на пути армии попадались жилые селения. Разведав все возможные подходы и ближайший брод через вторую реку, Ганнибал принял решение сделать здесь длительную остановку и дать армии несколько дней отдыха.

— Дело ясное, — сказал Летис, узнав об этом приказе. — Говорят, уже не так далеко опять горы, а за ними и Рим. Самое время отдохнуть перед решающей схваткой.

— Да и Урбал немного поправиться за это время, — согласился Федор, поглядывая на походный шатер, где сейчас лежал раненный друг, — а то растрясло его на повозке. Дороги здесь ужасные.

— Это верно, — не стал возражать Летис. — Сплошные леса да реки. Солнца мало. Не нравится мне здесь.

Он достал свои кинжалы и принялся их чистить, уйдя в воспоминания о Карфагене. Федор не стал спорить насчет солнца, хотя в родном Питере его было еще меньше. А здесь оно время от времени выглядывало, согревая усталые тела изможденных долгим походом солдат. Иногда светило целыми днями. В общем, Федор не таил обиду на местный климат, так не нравившийся его другу, выросшему в знойной Африке.

Но сейчас сумерки уже сгустились, и на землю опустилась прохлада. Только что в седьмой спейре африканцев закончился ужин. Друзья сидели у костра, завернувшись в шерстяные плащи, отдыхая и потягивая слабое вино.

Глядя на огонь, разгонявший густой мрак, каждый думал о своем. Мелодичное потрескивание поленьев в костре настроило Федора на романтический лад, и он снова вспомнил о Юлии. «Как там она? — подумал морпех, в который раз вспоминая свое бегство с виллы сенатора Марцелла. — Что с ней сделал отец? А может, простил, и она уже вышла замуж за Памплония, как и собиралась?»

От этой мысли Федору стало тошно, и он постарался отогнать навязчивые мысли, отпив еще вина. Но не так-то просто отделаться от мыслей о девушке, которая ни днем, ни ночью не выходит у тебя из головы. В одно из этих мгновений Федору вдруг показалось, что Юлии больше нет в живых. Что после его бегства она наложила на себя руки, чтобы избежать свадьбы с ненавистным женихом, навязанным ей отцом-сенатором.

«А что? — подумал Федор как-то отрешено, вспоминая характер Юлии. — Она смогла бы, она сильная. Она не смирится». Хотя все же надеялся, что не прав. Тем более, что обещал никогда не забывать и даже вернуться за ней.

— И я вернусь, — проговорил, забывшись, Федор вслух, по-финикийски, — и найду тебя, что бы ни случилось.

— Ты о чем? — Летис оторвал взгляд от начищенного лезвия кинжала, на котором играли отблески костра.

— Да так, — отмахнулся Федор, поднимаясь. Он все чаще ловил себя на мысли, что финикийский стал его новым родным языком. — Не бери в голову. Я пойду спать.

Он встал и направился к шатру. Ночью пошел дождь, он лил не переставая, и наутро армия получила приказ оставаться на месте. Дождь продолжался еще три дня подряд. И, когда, наконец, закончился, было решено подождать еще, пока немного просохнет разведанная дорога, то и дело проходившая по болотистым местам.

Федор со своими лазутчиками, сменившими численный состав уже в который раз, сам принимал участие в разведывании местных троп. Единственная лесная дорога шла на север, по холмам, к переправе через небольшую речку, называвшуюся на местном наречии Изер, и сразу за ней сворачивала на запад, где до самого горизонта виднелись поросшие лесом холмы. Несмотря на уверения Летиса, знавшего со слов других солдат, что горы недалеко, их никто пока не видел.

«И все же, — думал Федор, стоя вместе со своими разведчиками на вершине одного из холмов по эту сторону реки, — Альпы нам не миновать. Не сейчас, так через месяц или два. Другого пути к Риму нет. По морю туда не проплыть, значит, полезем опять в горы».