Стеклянные тела - Эрик Аксл Сунд

Пьяница несчастный, подумал Хуртиг. Пол, кто же еще.

– Мы отправили его в Энгельхольм, в вытрезвитель. Конечно, его нельзя списывать со счетов, и когда он проспится, мы его допросим. Даже если он ни при чем, он мог что-нибудь видеть.

– Я знаю его, – сказал Хуртиг. – Мы живем в одной гостинице. Съезжу в Энгельхольм, разберусь.

– Да? – Гулльберг с интересом посмотрел на него. – Как по-вашему, он убийца?

Хуртиг подумал. Он знал, что может делать с людьми алкоголь.

– Нет, вряд ли. Во всяком случае, в нормальном состоянии.

Гулльберг кивнул.

– Тогда все. Созвонимся, – сказал Хуртиг и пошел к машине.

Он как раз прошел ограждение, когда зазвонил телефон. Это был Олунд; нажимая кнопку приема, Хуртиг заметил, что аккумулятор почти разряжен.

Олунд сообщил, что в полицейский участок Кунгхольмена прислали еще одно письмо. В конверте содержались клок волос, обрезки ногтей и водительские права.

– Водительские права? – спросил Хуртиг. – На чье имя?

Вокруг стояла абсолютная тишина, он не слышал ни шума моря, ни чаек, круживших у него над головой. Не слышно было даже гула приближавшегося шторма.

– Этот человек скончался. Его похоронили вчера после обеда.

– Похоронили? Как это? – спросил Хуртиг, хотя уже знал, что ответит Олунд.

– В церкви Гревье. Его звали Йон Ингмар…

– Густафсон. Но все звали его Ингу.

Через пять минут Хуртиг сидел в машине с ноутбуком на коленях и просматривал отчет техников о содержимом нового письма.

На водительских правах, принадлежавших Густафсону, Хуртиг увидел лицо с глубокими морщинами, густые белые волосы, а под взъерошенной челкой – глаза с острым взглядом.

Видит ли он художника, который перед тем, как покончить с собой, послал полиции Стокгольма несколько личных артефактов, – или еще одну жертву убийства?

Задачей Олунда было сделать то, чего не успеет сделать Хуртиг, и еще нескоро Олунду представится возможность спокойно повозиться с машиной или, как прочие люди, посмотреть телевизор в компании пиццы и упаковки из шести банок пива.

Пока Хуртиг вызволяет Пола Юрта из полиции Энгельхольма, Олунд должен добыть отчет о вскрытии и договориться о встрече с Иво Андричем. Если отчет не покажет ничего необычного, остается только подтвердить, что волосы и ногти принадлежат Ингу, а также определить, сострижены они до или после смерти. Только тогда можно будет с уверенностью сказать, что его убили.

Заводя машину, Хуртиг вдруг понял, что есть человек, знавший и Фабиана Модина, и Ингу Густафсона, и человек этот находится здесь, в Сконе.

Он был один в номере, собирал вещи. Закончив, он зашел в ванную, умылся.

Это были сутки воссоединения.

В последний раз они всей компанией виделись в Берлине четыре года назад; забавно, что в воспоминаниях о той встрече Ингу едва ли нашлось место. Он словно уже начинал выцветать.

Процесс упадка, подумал Исаак, закрыл кран и вытер лицо.

Человек – единственное животное, которое рассматривает свое существование как проблему, которую надо решить. Исаак подумал, что особенно хорошо это видно на примере Айман с ее шестьюдесятью пятью ежедневниками. Почти маниакальный поиск совпадений и логических объяснений, но, как и в Йенса, в нее трудно заглянуть.

Всегда есть какая-то последняя стена, которую не проломишь; Исаак подозревал, что замкнутость Айман как-то связана с ее братом.

С ее больным раком братом, о котором она раз за разом отказывается сказать хоть слово.

Когда Пол вышел из машины, на пассажирском сиденье после него осталось неисчислимое множество песчинок. Будто спал на пляже, подумал Хуртиг.

На посыпанной гравием парковке у гостиницы их встретили Исаак, Эдит и Ванья; Хуртиг с интересом наблюдал за воссоединением семейства Юрт. Пол был пристыжен; у него тряслись руки, когда Эдит молча обняла его. Если взгляд Эдит был встревоженным, то взгляд дочери – презрительным. Ванья с отвращением отвернулась, когда Пол обнял ее.

Не хватает только одного персонажа, подумал Хуртиг. Биологического отца Ваньи.

– Где Хольгер? – спросил Пол.

– Покупает искусство, – ответил Исаак. – Сначала Торекув и Энхёрна, потом Лунд и Мальмё и дальше в Эстерлен. Домой вернется только завтра, не раньше.

Хуртиг хотел бы обменяться парой слов с Хольгером, но, кажется, сейчас не выйдет, и может быть, это не так уж плохо. Надо сначала разобраться во всем получше. Двое друзей Хольгера убиты. Хуртиг подумал о человеке, которого застрелили на берегу.

Может быть, Хольгер знал и его?

Когда Хуртиг с Исааком покидали гостиницу и «Волга» выворачивала на проселочную дорогу, Хуртиг уже приступил к работе. Нуждавшийся в подзарядке телефон был подключен к прикуривателю, на случай если позвонит Олунд. Хуртиг сидел сзади с ноутбуком; он попросил Исаака ехать с максимальной разрешенной скоростью и как можно дольше не сбавлять темп.

Он создал две новые папки. Первую назвал «Ингу и Фабиан». Заполнить ее информацией – задача Олунда, и Хуртиг надеялся, что в ней окажется что-нибудь интересное, когда они часов через пять прибудут в Стокгольм. Другую папку он назвал «Голод»; когда они ехали по Италиенска-вэген, ведущей к бухте Лахольмсбуктен, он нашел дискуссионные блоги, письма поклонников и рецензии на концерты.

Сделав паузу, Хуртиг увидел развилку. Дорога извивалась вниз по крутому склону к синей бухте с белыми берегами.

Когда они въезжали в Бостад, Хуртиг нашел множество изображений и пару видеоклипов.

Трудно было сказать что-либо о внешности Голода за исключением того, что он мужчина. Лицо испятнано косметикой, грязью и бог знает чем еще; Хуртигу пришла на ум еврейская легенда о Големе. Живой мертвец, неуклюже слепленный из глины.

Когда они выезжали из Бостада, Хуртиг успел посмотреть клип целиком. Клип содержал примеры жестокого самоповреждения, и Хуртиг подумал – а что, собственно, говорит по этому поводу закон? Можно ли устраивать концерты человеку, который рискует умереть, каждый раз выходя на сцену? А с другой стороны – можно ли устраивать концерты, на которых публика рискует умереть, как в «Третьем пути»?

В остальном Голод представлялся личностью столь же ненавидимой, сколь и боготворимой, а его желание оставаться в тени было очевидным. Он не имел ни домашней страницы, ни продюсера, ни хотя бы одного вышедшего альбома, даже сингла.

Первое письмо пришло, когда они остановились заправиться в верхней части хребта Халланд. Деннис Биллинг коротко сообщал, что еще один человек покончил с собой.