Ураган в сердце - Кэмерон Хоули

– Он не знает, – откликнулась Мэри, произнеся это так, словно считала свои слова прямым ответом на заданный вопрос. – Если б знал, стал бы настаивать, чтобы жениться на мне, и тогда все пошло бы насмарку.

– Зачем вы так говорите?

– Это правда, – сказала она. – Обязательно женился бы.

– И почему из-за этого все пошло бы насмарку?

– Он только-только стал хирургом работать, – уже с поразительной собранностью пояснила она. – Это значит, три года, самое малое, может, больше. А ему ничего не добиться, если придется еще и жену с ребенком содержать. Пристроится куда-нибудь на подработку, в клинику или еще куда, и все пропало! Хирургия – вот о чем он всегда мечтал. В ней вся его жизнь. Нельзя, чтобы я отняла это у него.

Не поверить ее искренности было невозможно.

– Вы его, получается, действительно любите.

– Слишком люблю, чтобы создать ему такие проблемы.

– И вы, значит, ничего ему не сказали?

– Он не знает даже, где я сейчас.

– Как-то сурово может получиться, не находите?

– Я справлюсь.

– Я имел в виду не для вас сурово, а для него.

– А он никогда не узнает, – ответила Мэри, отворачиваясь и делая вид, будто наводит порядок на тумбочке.

Он оценивающе оглядывал ее, думая про себя, много ли нашлось бы девушек, готовых на подобную жертву во имя любимого, и само собой припомнил письмо от Кэй, то, в каком она сообщила ему, что беременна.

– Вы собираетесь оставить ребенка?

– А как же!

– Но вы же не хотите отцу говорить об этом.

– Это – моя забота.

– Но ведь ребенок, он и его тоже.

– Нет, если отец того не знает, – ответила она, выбрав стакан для питья и направившись с ним к ванной. Дверь оставалась открытой и Мэри сразу же вышла в палату со свежей водой в стакане, который поставила на тумбочку у кровати со словами: – Вы уж извините меня, мистер Уайлдер.

– Извинить – за что?

– Ну, что вас в свои дела впутала… Не надо было мне вам рассказывать.

Джадд улыбнулся:

– А вы и не рассказывали.

– Да в том-то и беда вся, – сокрушалась Мэри. – Мне еще долго следовало бы об этом помалкивать.

– Уверены, что поступаете правильно?

Она решительно закивала головой:

– Вы не знаете Ральфа… Как много хирургия значит для него.

– Зато я другое знаю, – сказал он. – Если вы его так любите, что идете на такой шаг… ради его блага… невзирая, любил ли он вас прежде или…

– О да, любил. И любит. Дело тут не в том… – Мэри резко повернулась кругом, встревоженная звуком открывшейся двери.

Сквозь узенькую щелку приоткрытой двери подглядывала мисс Харш с вечной улыбкой-маской, застывшей у нее на лице, приход ее был жутко не ко времени, будто бы на сцену в самый трагичный момент спектакля ввалилась, не разобрав реплику, шутовская королева.

Джадд крепко сжал кулаки, физически подавляя готовый вырваться стон, ему и дня больше не протянуть наедине с этой идиотской физией. Хоть бы какой-то способ был отделаться от нее.

Мысль эта до того возбудила его, едва до отчаяния не довела, когда мозг наконец-то откликнулся, предложив, как показалось в тот момент, выход, лучше которого и быть не могло: поговорить с доктором Карром.

Но стоило только образу доктора промелькнуть в сознании, как течение мыслей больного перекинулось от мисс Харш и направилось по обнажавшей нерв колее, столь глубоко продавленной этой ночью: вновь охватила мука сожаления, не дававшая ему покоя во снах. Несколько раз он просыпался, ненадолго, но и этого хватало, чтобы понять, насколько до смешного глупо вел он себя с доктором Карром. Вопрос миссис Коуп бесконечным гулким эхом отдавался у него в сознании… «Отчего вы так боитесь позволить кому-то помочь вам?»

Распластавшись на спине, беспомощный от болезни, лишенный возможности защитить себя, Джадд вновь переживал видение ночного кошмара: доктор Карр отворачивается от него, и он снова слышит этот насылающий ужас стук навсегда закрывшейся за ним двери.

Откуда-то из иного мира, издалека, послышался одинокий вой сирены. Вслушиваясь в приближавшиеся завывания, он возвращался к реальности: «Скорая помощь», свернув с шоссе, подъезжала к больнице, и по мере приближения вой ее сирены взмывал все выше, пока внезапно не смолк, захлебнувшись на высокой ноте прямо под окном его палаты.

Повернув голову на подушке, Джадд увидел, как мисс Харш смотрела вниз сквозь щели жалюзи. Неизменная ее улыбка, столь бессмысленная прежде, теперь, казалось, придавала ей вид ликующего вурдалака.

Проснувшись, еще лежа в постели, Аарон Карр расслышал сирену, когда та выла в отдалении, постепенно приближаясь со стороны съезда с автострады. Оказавшись в Окружной мемориальной, он вскоре попытался было свести использование сирены к тем немногим случаям, когда это и в самом деле вызывалось необходимостью, однако старина Оскар, сидевший за баранкой «Скорой», отнесся к его затее столь же неодобрительно, как и большинство сотрудников больницы: сирена, надо отдать ей должное, исправно играла роль предварительного оповещения.

Заставив себя подняться и сидя в постели, он слышал, как «Скорая» проехала мимо дома, а затем по изменившемуся тону завываний определил, что машина свернула на дорогу, ведущую к больнице. Нехотя доктор спустил ноги на пол, смиряясь с неизбежностью телефонного вызова. Было воскресенье, день, когда дежурил Уэбстер, только Карр готов был об заклад биться, что тот в больнице в такую рань еще не появился. Рагги же, оказавшись в одиночку в ситуации, когда необходимо принимать срочные решения, наверняка позвонит ему еще раньше, чем свяжется с Уэбстером.

Карр встал, почувствовав, как кружится голова и ломит затылок, принялся тереть костяшками пальцев виски, отзываясь на пульсирующую боль. Мозг, похоже, был доведен до полного бесчувствия напряжением, свалившимся на него за ночь. Спал Аарон плохо, то и дело просыпался, не в силах отделаться от осознания того, насколько жутко он все испортил своей попыткой поговорить с Уайлдером по душам.

Сбросив пижаму, он натянул трусы и брюки, оказавшись в готовности стремглав броситься вниз по лестнице при первых же звуках телефонного звонка в надежде схватить трубку прежде, чем трезвон разбудит миссис Стайн. Однако телефон молчал.

Открыв дверь в коридор, чтобы услышать звонок в ванной, он принялся бриться, внимательно прислушиваясь к любому звуку, помимо жужжания электробритвы. Телефон по-прежнему молчал. Вернувшись к себе, Карр присел на край постели, борясь с искушением снова улечься в нее. Возбуждение, вызванное откликом на сигнал тревоги, понемногу стихало, оставляя после себя странную опустошенность. Привычный к обыкновенной усталости раннего утра, Карр, как правило, умел преодолевать ее, отдаваясь предвкушению забот начавшегося дня, однако на сей раз такая тактика не срабатывала. Напротив, натужно рисуя в мыслях все, связанное с больницей, он не только не проникался, как рассчитывал, к этому интересом, но даже почувствовал сильное отторжение. Даже обычно бодрящая мысль о тихом воскресном утре, которое даст ему долгожданную возможность поработать над книгой, угасла, как искорка, упавшая на сырую гнилушку. Книга, подумалось ему, теперь уже почти не имела смысла, сама предпосылка ее подвергнута сомнению тем, что произошло вчера вечером с Уайлдером.