Незавершенное дело Элизабет Д. - Николь Бернье

– Думаю, это невозможно.

В последовавшей за этим паузе Кейт услышала, как он пьет.

– Ну и?.. Далеко зашла?

Она ответила не сразу, и он, конечно, уловил ее колебание. Какие параметры ожидания установить сейчас, так потом и будет.

– Думаешь, нам это надо? Не слишком ли рано?

– Не говори мне, рано или нет, – резко бросил он. – По крайней мере, скажи, до какого года ты дошла.

Кейт сжала пальцами еще одну чешуйку краски, и та рассыпалась на пылинки. Каждое сказанное предложение уменьшало шансы на то, что потом ей удастся потихоньку убрать дневники куда-нибудь на чердак.

– Элизабет только что впервые побывала в том доме в Саутбруке. Перед рождением Джоны.

Прозвучавший в трубке звук напоминал скрип передвигаемой мебели. О чем он вспомнил? О выкидыше? Или о том, что Элизабет лишь через несколько недель рассказала ему о второй беременности? Или, может быть, для него в этом не было ничего странного. Может быть, как ни трудно это представить, он был из тех мужей старой закалки, которые не вникают в женские дела, пока сами женщины держат их под контролем.

Она попыталась обойтись чем-то нейтральным.

– Она волновалась из-за дома, планировала, что сделает сама, даже беременная. Она была сильная.

Он хмыкнул.

– Это да. Она была сильная.

В ушах Кейт его сарказм прозвучал сухим треском, как будто вскрылось что-то широкое и безобразное. Она даже потянулась машинально за чем-нибудь, чтобы прижать, закрыть это вскрывшееся.

– Дейв, к сундучку был второй ключ?

– Второй ключ? Что ты имеешь в виду?

– Элизабет не отдала бы адвокату единственный ключ. Может, ты нашел запасной в шкатулке с украшениями, на тумбочке или где-то еще?

Он раздраженно вздохнул.

– Что ты пытаешься сказать? Ты спрашиваешь, был ли у меня второй ключ и не прочел ли я дневники, прежде чем отдать их тебе?

– Нет, речь не об этом. – Она понимала, что ошиблась, повернув разговор в эту сторону, но теперь было уже поздно. – Просто я не могу открыть сундучок. Держала ключ в кошельке, а в прошлый уик-энд его украли у меня на пляже.

– Ты потеряла ключ от сундучка?

Что она услышала в его голосе? Злость? Недоверие?

– Я его не теряла, – медленно, тщательно подбирая слова, сказала Кейт. – Ключ украли. – Она потрогала воспаленное место на шее.

– Другого ключа у меня нет. Жизнь не обеспечила меня сеткой безопасности, – сдержанно ответил Дейв. Хоть бы кто-то из детей проснулся, и у нее появился повод закончить этот разговор. – И что ты будешь делать?

– Я уже разговаривала со слесарями… – Это было отчасти правдой; она действительно оставила несколько записок и даже дошла до одной мастерской, но никого там не застала. – В самом крайнем случае… он не такой уж крепкий.

– То есть ты его взломаешь.

– Если ничего другого не останется.

Кейт повернулась к дому, спиной к стоявшим на причале моторкам, откуда доносился металлический стук и прочие звуки неугомонной жизнедеятельности. Она посмотрела на освещенное чердачное окошко и увидела спинку шезлонга у стены. Рано или поздно, в зависимости от количества оставшихся страниц, к последнему средству придется все же прибегнуть.

– Завтра на работу, рано вставать. День был долгий, – неожиданно устало сказал Дейв. Кейт представила, как он трет глаза, вздыхает. «Вот уж что мне меньше всего надо». – Береги себя, Кейт.

Он так и не отреагировал на ее последние слова насчет взлома. Может, ему это и не понравилось, но свои чувства Дейв оставил при себе. Может, он даже и винить бы ее не стал. С ним никогда ничего толком не поймешь.

20 сентября 1995 года

Вымоталась совершенно – клеила обои, красила, вытаскивала с чердака мусор, оставленный прежними владельцами. Мне здесь нравится – улица тихая, люди живут семейные. Но к городу еще надо привыкнуть. Я уже заметила, что женщины на внедорожниках ставят машины на парковке у торгового центра, совершенно не думая, что место может понадобиться кому-то еще. Мамочки наряжаются, как куклы, только для того, чтобы сходить в бакалейный. Они даже с детьми разговаривают так, словно думают, что их все слушают, и им нужно продемонстрировать образец совершенства.

Дейву здесь нравится. В городе есть поле для гольфа, никакого членства не требуется, и его втиснули в расписание, хотя «окон» и не было. Он уже вовсю готовится, чтобы снова попробовать пройти квалификацию и заработать приглашение на следующий сезон, который начинается в январе, когда должен родиться ребенок.

3 ноября 1995 года

Наконец-то мы с Дейвом поговорили о работе и ребенке. Раньше избегали касаться этой темы. Точнее, я избегала. Как в пословице про слона в комнате. Дейв не сказал этого напрямик, но, по-моему, считает, что один родитель должен оставаться дома с детьми. Наверно, это как-то связано с его представлениями о собственном воспитании, недоверием к чужим людям, стремлением к самопожертвованию и контролю. Деньги его никогда не интересовали, по крайней мере, не они диктовали ему, что делать и чем заниматься. Так что реальный выбор – заработок двух родителей или расходы на ребенка – перед ним не стоял. Этот пункт просто не рассматривался. Я тоже не ставила его во главу угла. Но по другой причине.

Я сказала, что попробую договориться на неполный рабочий день и что начальство, скорее всего, пойдет мне навстречу, и тогда у меня будет неплохой заработок при небольшой занятости. Мы сидели за столом, обедали, и он вдруг притих. Наверно, уже прикидывал: если я останусь дома, то это компенсирует его отсутствие. Пока я излагала свой план, Дейв крутил бутылку пива и улыбался, как именинник, получивший на день рождения нижнее белье.

Вообще-то, я как-то не думал, что ты хочешь остаться на работе, сказал он. Ты постоянно жалуешься, что ничего не успеваешь, и мне казалось, будешь рада подвести черту. Ты же так переживала из-за этого ребенка.

Я чуть не вспыхнула от злости, как бывало раньше, когда мать излагала свои домыслы насчет того, что я сделала или чего не сделала. Он все повернул против меня – мои радости и тревоги из-за ребенка, тот выкидыш. Получалось, что если бы я любила его по-настоящему, то ни о чем другом и не думала бы. «Ты ведь так не считаешь!» – хотелось крикнуть мне. «Ты не можешь думать, что, заботясь о ребенке, я должна обязательно отказаться от работы, которой отдала десять лет жизни и которую люблю». Но я знала – ничего хорошего из этого не получится.

Интересно. Мы во многом схожи и ко многому относимся одинаково, но это вещи теоретические. Здесь – совсем другое. Думаю, в глубине души Дейв вовсе не считает мужчин и женщин равными, а значит, и моя работа не может быть так же важна для меня, как его – для него. Подозреваю, что в его представлении женская любовь к детям естественно связана с самопожертвованием. Каждый раз, стоит мне только заикнуться насчет того, что есть и противоположная точка зрения, в глазах у него пробегает облачко, а на лице появляется растерянно-огорченное выражение. Я еще не стала матерью, а уже ощутила горький вкус родительской вины.