Забытая легенда Ольхона - Юлия Ефимова

– Ну тогда до встречи в Москве, – сказал Даниил и провел девушке рукой по волосам, – никогда не хотела перекрасить волосы в белый?

– Нет, – засмеялась вопросу Зина, – я выросла, мне двадцать четыре.

– Мне тридцать три, но я по-прежнему ребенок, видимо, не наигрался в детстве, – сказал Даниил, было видно, что ему не хочется с ней расставаться, – вот прямо сейчас у меня возникает жуткое желание поменять цвет волос на рыжий.

– Ты с экспериментами осторожней, – Зина говорила это, уже поднимаясь по ступенькам в самолет, – волос не хватит.

Дверь закрылась, и Зина выглянула в иллюминатор.

– Да, Зина, – прокричал Даниил, – забыл сказать, ее не было на работе два года назад в сентябре.

Было видно, что Зина не слышит, о чем он кричит, самолет уже завел свои маленькие, похожие на игрушечные пропеллеры, двигатели.

– Марты Виссарионовны не было на работе, я узнал, – снова прокричал Даниил, но Зина в иллюминатор развела руками, показывая, что ничего не слышит, и самолет поехал по земляной взлетной полосе острова Ольхон.

Вдруг у Зины телефон пикнул, она открыла и увидела сообщение от Феликса Есупова: «Привет, зеленоглазка, как дела, я в Иркутске на гастролях. Алексей сказал, вы неподалеку, если ты придешь ко мне на выступление, я буду счастлив».

– Что он кричал? – спросила Зина Эндрю, Вику и Тихомира Федоровича, но никто не понял. Все лишь пожали плечами в ответ.

– Я хотел бы тебе признаться, – к ней подсел Эндрю, поправляя свою непослушную челку.

– Ты записал себя в дилетанты в обход программы, – сказала Зина, – я знала это с самого начала. Программа выдала четверых, а не пятерых. Но я решила, что ты мне здесь не помешаешь, и не прогадала, – улыбнулась она своему другу.

– Спасибо, – удивленно ответил Эндрю и вернулся к себе в кресло, которое он занимал рядом с Викой.

– Значит так, друзья, у меня отличное настроение, поэтому финики объявлю сейчас, – сказала она своим дилетантам громко.

– Финики – это поощрение, которое вручается как премия в плюс к оплате по договору. Оно полагается, если дело раскрыто.

– Так точно, – согласилась с молодым человеком Зина. – Для вас, Тихомир Федорович, Алексей добился, что имение князя Воронцова сносить не будут, там устроят музей, ну соответственно, нам пришлось дать денег на реконструкцию.

– Да вы что, ребята, – подскочил он, – да как же это, спасибо вам, – запричитал мужчина, вновь начав от волнения дергать свои подтяжки.

– Вика, теперь ты, – сказала Зина, не вдаваясь в счастливый лепет Тихомира Федоровича, – мы нашли твоего отца, он испанец. Твоя мать познакомилась с ним, когда он учился в Москве. Когда ты родилась, ему было необходимо срочно уехать на родину, там он попал в сложную автокатастрофу и провалялся в больнице не меньше года. Сначала кома, потом сложное восстановление, и вот когда он приехал в Москву, то не смог найти ни твою мать, ни тебя. Она, решив, что он вас бросил, переехала в другой район и даже вышла замуж и сменила фамилию. Ты не помнишь своего отчима, да и не стоит, он много пил, и мать с ним быстро развелась, тебе тогда не было еще и трех лет. Когда отец узнал о твоем существовании от Алексея, то тут же взял билет и уже ждет тебя в Москве.

Зина обернулась и увидела, что на девушке нет лица.

– Спасибо, – сказала она. Было такое чувство, что она не в силах даже расплакаться.

– Не за что, – подмигнула ей Зина, – кстати, у него тоже шесть пальцев, это у них в семье передается генетически, так что, считай, это метка.

– Я боюсь, – сказала девушка одними губами Эндрю, но Зина поняла ее слова. Когда же тот взял Викину руку, которую она всю свою жизнь стеснялась и прятала, в свою, Зина поняла, что умеет выбирать друзей, и улыбнулась.

В этот момент самолет взлетел, сделав круг над аэропортом Хужира. Внизу у самолета стоял Тимур и провожал взглядом самолет, словно прощаясь со своей Зиной навсегда. Впервые за их встречу после годового молчания она с легкой душой помахала молодому человеку и прошептала, переворачивая для себя эту страницу окончательно:

– За три тысячи лет после

Ты вспомнишь меня.

Пролетев сто два перекрестка,

Ты вспомнишь меня.

Когда дождь все на улице выплачет слезы,

Ты вспомнишь меня.

И конечно, когда в сотый раз не полюбят тебя.

Когда тридцать четыре грозы разразятся,

Ты вспомнишь меня.

Когда в книге закончатся все абзацы,

Ты вспомнишь меня.

И когда истории будут рассказаны

Вдруг без тебя.

Тот, кто был белоснежным, станет измазанным,

Вспомнишь меня.

И душа твоя, надышавшись покоем, попросит огня,

Ты вспомнишь мой телефон,

Мне сто лет не звоня.

И поймешь, что усталый ангел-хранитель,

Удел свой кляня,

Нашу встречу подстроил лишь для того,

Чтоб ты вспомнил меня.

– Сегодня, друзья, в Иркутске идем в цирк, обещаю вам сногсшибательную программу и знакомство с одним очаровательным вором, – оповестила о предстоящей программе Зина, счастливо улыбаясь.

Когда через полчаса частный самолет Бровика Даниила тоже начал движение к взлетно-посадочной полосе, Марта Виссарионовна набрала номер, который помнила наизусть. Там шли долгие гудки, но женщина знала, их должно быть ровно тридцать два, это как раз то время, чтоб вызов прошел несколько серверов в Европе и Африке, наконец вернулся в Россию, в самую северную ее точку.

– Это ты ей можешь втирать, что ты с Ксюшей, потому что она беременна и все такое, – услышала она голос Даниила из маленькой комнаты, которую они называли кабинетом. Сейчас он там был с Тимуром, Ксюша же сидела в основном салоне вместе с Мартой. Чтоб скрыть от девушки неприятный разговор, женщина, продолжая считать вызовы в телефоне, закрыла дверь, напоследок услышав жесткое: – Но мне врать не надо, запомни, жизнь одна, для того, чтоб тратить ее на семью по расчету.

Плотная дверь скрыла то, что еще говорилось между двумя мужчинами, пожалев глупую Ксюшу.

– Привет, – Марта Виссарионовна услышала знакомый голос в трубке.

– Девочка готова, – без приветствий сказала она мягко, словно пыталась убедить человека поверить ей, – может быть, пора?

– Нет, – равнодушно и без сомнений ответили ей на другом конце земли, – еще рано, всему свое время, нельзя его подгонять, оно не умеет бежать быстрее, этим мы только можем все испортить. Эффект бабочки. Царь Соломон говорил, что всему под нашим небом есть свое время. Время разбрасывать камни и время собирать их. Так вот, еще не время собирать камни, – философски закончил собеседник и положил трубку.