Парадокс и контрпарадокс. Новая модель терапии семьи, вовлеченной в шизофреническое взаимодействие - Джулиана Прата

другой маневр!) Избавившись от этой психотической ловушки, терапевты решили применить новое парадоксальное терапевтическое воздействие: проявить озабоченность намерением Матильды покончить со страданиями.

Мужчина терапевт: "Мы завершаем этот сеанс с чувством серьезной тревоги. Мы беспокоимся о вас, Матильда– да, о вас, неоднократно выражавшей желание перестать страдать. Согласны, это желание вполне понятно, но в данный момент оно для вас преждевременно и опасно. До сих пор вся ваша жизнь опиралась на высокую моральную ценность, ценность страдания, именно она помогала вам жить, давала вам силы в этой жизни и чувство собственного достоинства. Если вы столь резко откажетесь от страдания, может случиться, что вы почувствуете свою потерянность, утратите смысл жизни, и в результате станете страдать еще сильнее. Серджио и Дедо ощущали эту опасность и всегда старались заставить вас страдать, чтобы вам не пришлось страдать еще больше"[39].

Эти слова на мгновение привели Матильду в шок. После кратковременного раздражения она быстро овладела собой и обратилась к терапевтам с вопросом: "Но что же мне тогда делать с Дедо?" Это была ловушка, которую терапевт обошел с помощью завершающего парадоксального предписания: "Вы должны быть непосредственны. Вы ведь уже объяснили нам, что когда вы ведете себя непосредственно, у вас возникает тревога ("Правильно ли я сделала?"), заставляющая вас страдать. Будьте непосредственны, Матильда, это наилучшее решение".

Глава 18. Терапевты слагают с себя родительскую роль, парадоксально предписывая ее представителям младшего поколения семьи

В психиатрической литературе уже достаточно давно и интенсивно обсуждается феномен смешения и размытости границ между разными поколениями, ведущий к реверсии и нечеткости семейных ролей. В этой главе мы опишем парадоксальное терапевтическое воздействие, разработанное нашей командой, а именно: парадоксальное предписание "парентификации", или родительской роли представителю либо представителям младшего из участвующих в семейной терапии поколений одновременно с отказом терапевтов от родительской роли, делегированной им системой.

"Парентификация, по определению, подразумевает субъективное искажение взаимоотношений, как если бы чей-то партнер или даже ребенок был его родителем" (Boszormenyi-Nagy, Sparks 1973, р. 151). Мы хотели бы отметить, что парентификация является столь же универсальным и нормальным явлением, как и просьба о помощи, в том смысле, что человек, у которого просят помощи, кто бы он ни был, воспринимается в этот момент как родитель. Парентификация ребенка на первый взгляд может показаться проявлением патологии, но в определенных ситуациях она может быть вполне функциональной и эго-структурирующей. Это бывает в том случае, когда взаимоотношения между родителем и ребенком недвусмысленны и прозрачны, а соответствующие их статусу роли эластичны и взаимозаменяемы в соответствии с ситуацией, что позволяет ребенку экспериментировать и учиться родительской роли. Опыт поведения и переживаний в роли родителя, получаемый в раннем детстве и в юности, чрезвычайно важен для социализации и развития самооценки и потому приносит ребенку большое удовлетворение.

Парентификация тогда становится причиной функциональных нарушений, когда это происходит в неблагоприятных ситуациях, в условиях многозначных или неадекватных межличностных отношений. Такие дисфункции наиболее выражены в семьях, включенных в шизофреническое взаимодействие, члены которых общаются между собой преимущественно посредством двусмысленных посланий.

Если естественной, физиологической парентификацией можно считать открытую и прямую просьбу о помощи, то дисфункциональная парентификация в семьях с шизофреническими взаимоотношениями выражается в следующих друг за другом псевдопросьбах, передаваемых в форме парадоксальных сообщений, которые несовместимы на всех уровнях. Каждый из родителей посылает ребенку примерно такое сообщение: "Помоги мне, даже если это невозможно, будь на моей стороне, но не против кого-либо Позволь мне помочь тебе, я стараюсь быть таким, каким следует быть настоящему родителю. Только став подлинным родителем для меня, ты сможешь быть для меня настоящим сыном или дочерью… " И так далее. Как может ребенок при подобном запросе определить свою позицию в семье? Он приходит в замешательство, которое мы наблюдали у страдающей психозом десятилетней девочки, которая на протяжении первых сеансов семейной терапии неуверенно бродила между родителями, сидевшими в противоположных углах комнаты на максимальном удалении друг от друга и рассказывающими терапевтам о полной гармоничности их брака!

Что происходит с членами такой семьи в процессе терапии? Весь опыт, полученный в специфической жизненной среде, заставляет их питать невероятные ожидания по отношению к терапевтам, которым они делегируют и роль родителей[40]. В чем же состоят эти ожидания?

Они вынесены отцом и матерью из воспитавших их семей: каждый надеется получить безусловное предпочтение терапевтов, стать их "любимчиком". Впрочем, в семьях, где они росли (мы постоянно обнаруживали это) основная тактика состояла в том, что ребенка контролировали посредством расчетливо дозированного неодобрения, неизменно сопровождая его уклончивым, никогда не исполняемым обещанием: в один прекрасный день он, если достаточно постарается, получит полное одобрение и будет предпочтен всем остальным членам семьи.

Можно предсказать, что каждый член семейной пары попытается соблазнить терапевтов (или одного из терапевтов, чтобы вызвать раскол в терапевтической команде), воспроизводя семейную игру и пытаясь тем самым получить желаемое одобрение[41]. Одна из основных задач терапевтов – избежать этой ловушки, расставляемой семейной парой, отказавшись от каких-либо моралистических акцентов. Мы совершенно убеждены: согласие, пусть только тактическое, на вступление в коалицию с кем-либо из членов семьи лишь стимулирует противодействие терапии вплоть до выхода из нее, что особо проявляется у таких удивительно сложных семей. Ниже мы суммируем наш подход к лечению семьи, принадлежащей к описанному выше типу.

1. Благодаря уклонению от критической позиции терапевты входят в семейную систему как полноправные члены Они одобряют наблюдаемое ими в семье поведение и в некоторых случаях даже предписывают его, не вынося никаких суждений и не определяя, кто хорош и кто плох. Они проявляют интерес к отношениям родителей с их "широкими" семьями, на что семья может реагировать тремя способами: либо лавиной информации, либо бесконечными тривиальностями, либо демонстрацией застывших установок, избеганием, тупостью и амнезией. В любом случае постепенно проясняются конфликты с "широкими" семьями и существующие внутри них группировки.

2. Каждый из родителей продолжает попытки вступить в коалицию с терапевтами с целью определить наконец, что хорошо и что плохо в семейной системе.

3. Терапевты отвечают на этот маневр контрманевром, объявляя идентифицированного пациента подлинным лидером в семье, благородным и великодушным, добровольно пожертвовавшим собой во имя того, что он считает благом для семьи либо для одного или нескольких ее членов. Таким образом, симптомы идентифицированного пациента квалифицируются и одобряются как спонтанное поведение, вызванное его чуткостью и альтруизмом[42].

4. Родители, вступая в отношения с терапевтами, которые постепенно парентифицируются, немедленно начинают конкурировать не только между собой, но и с идентифицированным пациентом. Соответственно, они все меньше говорят о