История философии. Реконструкция истории европейской философии через призму теории познания - Иван Шишков

г С этой точки зрения вполне понятной становится проповедь Любви, н идеи всеобщей гармонии Эмпедокла, посредством которой «он хочет ис- ! править мир, принудить человека всё исковерканное ненавистью преобра- : зить любовью, радостью преодолеть страдание»[200].

2 Теоретической основой этой проповеди служит учение о переселении душ, которым он пытается воздействовать на кровожадность своих современников требованием совершать очистительные обряды и строго воз-

! держиваться от всякой животной пищи, кровавых жертв, в которых видит; убийство ближних, допуская только растительную пищу, за исключением | бобов, употребление которых запрещалось пифагорейцами. Так, в одном ' из фрагментов Эмпедокл восклицает: «Несчастные, трижды несчастные! Не прикасайтесь к бобам!»[201]

Свою приверженность орфико-пифагорейской идее метемпсихоза именитый Агригентинец выразил в рассказе о себе как о существе иного мира, изгнанном с Олимпа за первородный грех и заброшенным в «безрадостную страну, где Убийство и Злоба» в поток перерождений для искупления вины:

Один из этих есть также я, бежавший от Богов…

Некогда я уже был мальчиком и девочкой,

Кустом, птицей и выныривающей из моря немой рыбой[202].

Судьба и природа перевоплощения именуется Эмпедоклом «богиней», которая «одевает… плоти» и переоблачает души: «{Природа), облачающая {людей) чуждою одеждою плоти…»[203]. Человек рождается (воплощается) в результате рокового действия Вражды, и ему не миновать этого, даже если бы он захотел сопротивляться. Здесь Вражда выполняет ту же самую функцию расчленения бога (Сфайроса), как и в случае порождения физических элементов. Именно в таком смысле, по-видимому, следует понимать заявление Эмпедокла о том, что он сам появился на свет, «изгнанник богов и скиталец, доверившийся неистовой Вражде»[204].

Но люди рождаются не только в силу необходимости, повинуясь неистовой Вражде, но и по собственной воле, точнее, вине в результате грехопадения, обусловленного их личным выбором. Лишившись изначально своей родины, страны Блаженства и Любви, свергаются на землю и вынуждены скитаться по дорогам земного бытия, именуемого Эмпедоклом «долом безотрадным». Рождение человека оплакивается Эмпедоклом как смерть, ибо низвергнутый из мира блаженства человек оказывается в мире зла и вражды. Душа, вселяясь в тело, попадает в непривычную для него обитель, «обитель во мраке глубоком».

Чтобы вернуть некогда утраченные блаженство и любовь, гармонию и свободу, человек должен восстать против собственной плоти, освободиться от нее. Но поскольку тело не виновато, что человек находится в нем, а виновата душа, совершившая грех, то, чтобы освободиться от тела, следует очистить душу от греха, приведшего ко злу. Отсюда и основной дидактический императив поэмы Эмпедокла: «Следует очищаться»[205].

Но наряду с теоретическими рассуждениями о нравственном совершенствовании Эмпедокл предлагает ряд практических наставлений к безгрешной жизни, совпадающих по духу с пифагорейским образом жизни. Главные из них: 1) «избегать зла» (чистота нравов); 2) почитание богов; 3) воздержание от вкушения крови и мясной пищи (поэтому запрещаются кровавые жертвы)[206].

Такой образ жизни ведет человека к более чистым и лучшим рождениям. Преодолением высших ступеней земной жизни завершается ряд воплощений души, продолжавшийся минимум. 10 000 лет, после чего душа возвращается обратно в блаженную обитель бессмертных.

Осуществленная выше реконструкция позволяет заключить, что основу философского миросозерцания Эмпедокла образует его физическое учение о мире. Однако для Эмпедокла как философа интерес представляет не космос сам по себе, а укорененность в нем человека, судьба души и человека в мировом процессе. А потому центральный нерв его философии — жизненно-антроплогическая тематика. В этом смысле в Эмпедокле следует видеть, по словам Т. Гомперца, «скорее антрополога, чем космолога»[207]. Человек вплетен в космос в своем генезисе и религиозно-мистической жизни, понимаемой в орфико-пифагорейском духе. Интерпретируемая в такой плоскости философия Эмпедокла предстает как единая система, в которой гармонично соединяются два, казалось бы на первый взгляд, совершенно разных учения: учение о космосе, с одной стороны и религиоз- но-этико-антропологическое — с другой.

С этой точки зрения трудно Согласиться с широкораспространенным в истории философии мнением, что «Эмпедокл не только не привел в какую- либо научную связь эти учения (орфико-пифагорейское учение о душе и антропологическое учение. — И. Ш.) со своей физикой (читай, космологией. — И. Ш.), но даже не сделал попытки устранить противоречие между тем и другим»[208]. На самом же деле между ними не только нет противоречия, но они составляют единое целое: связующую звеном здесь оказывается человек в своем генезисе и религиозно-этическом бытии, сквозь призму которого преломляется его философская и научная мысль. Этим Эмпедокл по сути заложил почву, на которой вскоре произросла вся классическая греческая философия. Но в целом он, безусловно, «типичный досократовский натурфилософ, физиолог»[209] с нетипичным отношением к традиционной проблематике бытия. «Бытие Эмпедокла, — как тонко заметил А. В. Семушкин, — …хранит тайну самого человека, болеет его болями и радуется его радостями…»[210] И первый значительный шаг на пути к классической греческой философии совершил первый афинский философ Анаксагор.