Фараон - Кристиан Жак

Однако это еще был не конец кампании: оставалось отвоевать провинцию Джуния, где египтян ждало столкновение с сирийскими колесницами…

Минмеса любовные интрижки не интересовали. Во-первых, он не доверял женщинам, а во-вторых, у него было слишком много работы. Невзирая на невзрачную внешность царского виночерпия, многие девушки из хороших семей желали заполучить его в мужья: еще бы – друг и ближайший советчик фараона, и влияние его велико. Иногда Минмес этим пользовался, но романы его быстро заканчивались. Доверительных разговоров в постели он не вел и на бестактные вопросы не отвечал.

Он не уставал изумляться усердию и пунктуальности нового первого министра; поймать такого на ошибке будет сложно. Менх Младший, наоборот, до сих пор не вник во все тонкости управления Карнакским храмовым комплексом. Временами он просил у Минмеса совета, и тот помогал чем мог.

Все трое восхищались царицей, которая в отсутствие Тутмоса с удивительной легкостью исполняла обязанности главы государства. Ритуальной практики она придерживалась безукоризненно, и осведомленность в экономических и прочих вопросах помогала ей принимать справедливые и разумные решения. После детальных обсуждений скрупулезный Рехмир часто пасовал перед аргументами великой царской супруги.

По мнению Минмеса, царю очень повезло: такая супруга – дар поистине неоценимый.

Наступает вечер… Еще немного, и солнце уйдет в потусторонний мир, где его ждут испытания ночи. Пение флейты объявляет крестьянам, что на сегодня работы закончены, тут и там зажигаются лампы. В это время Минмес привычным жестом наливает себе немного розового вина – ему еще читать отчеты архитекторов, присланные из провинции…

В кабинет врывается рыдающий Кенна, главный дворцовый управитель.

– Идемте, идемте скорее! Это ужасно!

* * *

Как следует изучив карты, я склоняюсь к следующей стратегии: разделить наши колесницы на три группы. Серединная направится к главному населенному пункту провинции Джуния, перед которым собрались войска сирийцев. Уверенные в своем численном превосходстве, они всеми силами бросятся в бой. И эта ошибка станет фатальной – еще две группы египетских колесниц ударят по ним с флангов.

В финальном успехе сомнений нет, но достигнуть его можно лишь ценой потерь в личном и конном составах. Разумеется, лучники проредят ряды противника и таким образом расчистят путь колесницам. Однако лобовое столкновение неизбежно…

Маху из соображений безопасности настаивает, чтобы я шел не в первых шеренгах, а под защитой двух рядов колесниц, и военачальники его поддерживают. Моя задача – устрашить противника, поэтому соглашаюсь я неохотно, с условием, что меня должно быть видно.

На рассвете мы вступаем на территорию провинции Джуния. Настрой у всех воинственный.

Вокруг, сколько хватает глаз, – пшеничные поля, сады с сотнями плодовых деревьев, виноградники, крупные селения, на вид мирно дремлющие.

На горизонте – ни единой сирийской колесницы.

Джехути приводит ко мне дрожащего деревенского старосту.

– Где сирийцы?

– Бежали! А мы – ваши смиренные рабы!

* * *

Старик не верил своим глазам. Местные давильные прессы для винограда были не хуже египетских, а некоторые вина очень приятны на вкус. Когда стало ясно, что атака отменяется, фараон дал своей армии несколько дней на отдых.

Большинство египетских вояк слишком увлеклись дегустациями. Хмельные, они упивались чудесным вином, набивали брюхо жареным мясом и сочными фруктами, а потом местные развеселые девицы разминали их тела с маслом моринги.

По расчетам службы снабжения, в Египет отправятся 6428 кувшинов вина, и это помимо рогатого скота, зерновых, ляпис-лазури, меди и олова. Справедливая дань с региона, который принял неприятеля и отныне обложен податью – таким образом он будет пополнять закрома и сокровищницы Двух Земель. Устрашенные видом египетских колесниц, жители Джунии передумали бунтовать.

Армия чуть ли не с сожалением повернула назад – так этот отдых ее взбодрил. И все сходились в одном: Тутмос – непревзойденный полководец!

Пока солдаты блаженствовали, фараон зарисовывал местную флору; три редких экземпляра пополнят коллекцию «Ботанического сада».

* * *

Обычно прибытие победителей в Фивы сопровождалось овациями народа, гордого своими героями. В этот раз, если не считать портовых рабочих, на пристани было пустынно.

Головной корабль причалил к берегу.

Солдаты переглядывались, пытаясь сообразить, почему их не встречают с музыкой, цветами и пивом. Что за несчастье поразило столицу, сделав ее столь безмолвной?

Приставляют сходни, и я первым сбегаю на причал.

Меня уже ждет Минмес.

Глаза у него красные, небритые щеки запали. Он будто бы постарел на десяток лет.

Губы у него дрожат.

– Твой сын… умер!

Вереница трагических совпадений… Нашего пса Геба, неотлучно охранявшего малыша, как раз отвели к дворцовому ветеринару – он поранил лапу. Теща сняла с шеи Аменемхета амулет и отдала ювелиру заново позолотить, и после обеда они с внуком легли поспать в саду. Мальчик проснулся первым и побежал к воде, привлеченный игрой света на листьях лотоса.

Пробудившись, Ипу испугалась: где малыш? Бросилась его искать и скоро нашла – тело плавало в пруду. Сердце несчастной не выдержало, ибо случилось это по ее недосмотру…

В один день царица лишилась матери и сына.

Мы с Сатьей не плачем, глядя на маленькое набальзамированное тело. Страдание разъедает наши души, но прежде всего мы – царская чета и при высших чиновниках государства, присутствующих на похоронах, должны вести себя сообразно.

Сатья разбила арфу – никогда больше не будет она играть.

До моего возвращения единственной, кому хоть немного удавалось ее утешить, была подруга Меритре, безмолвная и незаметная, но не оставлявшая ее ни на миг. Если б не она, моя супруга отказалась бы жить.

Разговаривать с сыном, смотреть, как он растет, передавать ему свои знания, объяснять сущность и принципы царской власти… В этих радостях мне отказано судьбой.

Жрецы опускают саркофаг в могилу, новое обиталище моего горячо любимого сына, и во мне происходит перемена.

Это началось давно, с первых дней моего настоящего правления, и вот финал: царь окончательно восторжествовал в моем сердце над человеком.

Горе достаточно велико, чтобы меня уничтожить. Но вместо этого оно лишает меня последней слабости – жалости к самому себе. Смерть не обходит ни один дом, и мой народ рассчитывает на меня, своего фараона, чтобы жить дальше.

* * *

Бак не помнил себя от счастья. Замечательная жена, недавно родившийся сын, обильные урожаи, прекрасные стада, усердные работники, которые слушаются во всем и считают его отличным фермером… Чего еще просить у жизни? Сирия представлялась теперь такой далекой, и он туда никогда уже не вернется. Теперь его страна – Египет.