Четвертый крестовый поход - Джонатан Филипс

«Господа, вы плохо воспользовались нашими силами. Как только ваши вестники заключили со мной сделку, я распорядился прекратить торговлю по всем подчиненным мне землям, чтобы помочь подготовке флота. И вот с тех пор они ждали и не заработали никаких денег за прошедшие полтора года. Напротив, они оказались в большом убытке. Поэтому мой народ и я хотим, чтобы вы заплатили нам то, что должны. Если же вы отказываетесь, знайте, что вы останетесь на этом острове до тех пор, пока не заплатите, и едва ли найдете кого-то, кто согласился бы поставлять вам воду или продовольствие».[242]

Труд анонимного участника экспедиции «Devastatio Constantinopolitana», созданный неким крестоносцем с Рейна, представляет печальную картину условий жизни на пустынном Лидо. Вынужденные день за днем проводить на плоском песчаном пространстве, истомленные и голодные люди были вынуждены терпеливо ждать решения своих руководителей. Автор подчеркивает страдания бедняков и ощущение, что руководители похода используют их — и французов, и венецианцев — для своих нужд.[243] Он пишет о взлетевших ценах на продовольствие и сетует на то, что «венецианцев радовало распоряжение о том, что никто из пилигримов не сможет покинуть остров… в результате паломники, словно пленные, чувствовали себя ниже их во всех отношениях».

Ощущение бездеятельности и чувство бессилия, равно как и трудности выживания, показательны для большей части рядовых рыцарей-крестоносцев и свидетельствуют, насколько тяжелы были подобные экспедиции. В «Devastatio» упоминается и о том, что многие крестоносцы дезертировали, либо вернувшись по домам, либо направившись на юг в Апулию. Среди тех, кто остался, «возникла необыкновенная смертность. Живые едва успевали погребать мертвецов».[244] Хотя последнее замечание кажется не очень убедительным, вспышка некого заболевания на Лидо в разгар жаркого лета была вполне возможна. Чувство обиды на откровенно враждебное поведение венецианцев вело недовольных людей к взаимной неприязни, которая несколько недель спустя после осады Зары выльется в открытый конфликт. Другие авторы отмечают, что некоторым крестоносцам удавалось совершать вылазки в Венецию и закупать там продовольствие. Робер де Клари придерживается мнения, что дож продолжал снабжать крестоносцев провизией, поскольку являлся достойнейшим человеком.[245] Разнообразие точек зрения отражает различие опыта свидетелей и лишний раз показывает, что у представителей знати было больше возможностей обеспечить себя, чем у бедняков-пехотинцев.

Требование Дандоло произвести платеж едва ли оказалось неожиданностью. Первой реакцией руководителей похода было обращение с просьбой ко всем внести оплату проезда. Однако, словно в подтверждение большой сложности сбора средств для подобной экспедиции, многие не сумели внести плату. Возможно, кто-то надеялся, что более состоятельные участники окажут им покровительство (как зачастую происходило во время крестовых походов), или же рассчитывал, что их издержки будут покрыты каким-либо фондом, включая суммы, полученные из папских налогов.

У людей, столкнувшихся с повседневной необходимостью выживания, изначальное очарование крестового похода быстро поблекло, а энтузиазм по поводу освобождения Святой Земли все более превращался в отстраненную мечту. Кардинал Пьетро Капуано безуспешно пытался воздействовать на венецианцев и убедить их в необходимости смириться с действиями крестоносцев. Он делал попытки и к оптимизации экспедиции. Кардинал благоразумно освободил от обетов больных, бедняков, женщин и «всех ослабших», что позволило им вернуться домой без страха подвергнуться отлучению от церкви.[246] У оставшихся знать собрала то, что можно было получить — но даже после этого недостача составила более половины условленной суммы. Совершенно очевидно, что требовалось дальнейшее обсуждение ситуации.

Французы признавали, что венецианцы по доброй воле выполнили обязательства, принятые со своей стороны, а проблема заключалась именно в крестоносцах. Виллардуэн снова обвинял в нарушении контракта тех, кто не смог прибыть в Венецию: «Вина лежит на тех, кто направился в другие порты».[247] Он решил не обращать внимания на грубую переоценку количества крестоносцев и на то, что участникам похода было предоставлено право свободного выбора порта отправления. Он наотрез отказывался признать свою вину в оценке количества людей и пытался переложить с себя ответственность за чудовищную ошибку.

Не имея достаточного количества денег для уплаты венецианцам, лидеры прохода столкнулись с мрачной перспективой крушения экспедиции еще до ее фактического начала. Они страдали из-за нанесенного их чести урона и причитали по поводу непрестанной угрозы Святой Земле. Иные были готовы полностью разорвать контракт с Венецией, утверждая, что в качестве частных лиц они уже заплатили оговоренную сумму за проезд. В случае же, если венецианцы не желают доставлять их в Левант, они могут отправиться и из любого другого места — либо, как подозревал Виллардуэн, просто вернуться домой. Однако большинство собравшихся склонно было продолжать отношения с Венецией: «Лучше отдать все, что имеем, и бедняками отправиться вместе с армией, чем видеть, как она разваливается, и экспедиция терпит крушение. В свое время Господь воздаст нам за это».[248] Мрачные интонации последней реплики выдают то, что во время написания своего труда Виллардуэн уже знал об итогах экспедиции. По его мнению, разграбление Константинополя было божественным испытанием готовности людей пожертвовать всеми земными благами ради Его дела, не отступая от обетов крестоносцев.

Руководство экспедиции внимательно исследовало доступные финансы, пытаясь преодолеть пропасть между собранной суммой и долгом дожу. Золотые и серебряные сосуды, кувшины, блюда и столовые приборы были собраны и отправлены во дворец Дандоло в уплату долга. Несмотря на то, что часть знати залезла в долги, крестоносцам по-прежнему не хватало денег. По данным Виллардуэна недостача составляла 34 000 марок, по данным Робера де Клари — 36 000 из общей суммы в 85 000 марок, и никаких способов набрать их крестоносцы более не видели.[249]

Однако крестоносцы не учли изобретательности дожа Дандоло. По сведениям Робера де Клари, он уже вложил значительную часть оплаты в создание и оснащение флота, потребовав от венецианцев прекращения торговых операций более, чем на год — с вытекающими финансовыми последствиями. Как глава своего народа во время первых переговоров, Дандоло был обязан не допустить финансового проигрыша Венеции. Разумеется, на него оказывалось колоссальное давление, направленное на сохранение городской казны. Он прекрасно знал масштабы вложений во флот, созданный для крестоносцев. Кроме того, дож был человеком гордым и не мог позволить оставить о себе память как о правителе, приведшем город к банкротству.