Грань бездны - Роман Глушков

Страшно представить, насколько бы усложнились путешествия по «сквознякам», протянись они не с запада на восток, а с севера на юг. Солнце озаряло бы их лишь в полдень, и то ненадолго, тогда как в нашем случае оно благоволило нам в течение почти всего дня. Самыми удобными в этом плане являлись, безусловно, каньоны экваториальной Атлантики. В некоторых из них удавалось даже наблюдать восходы и закаты. При нашем нынешнем курсе солнце было заслонено от нас правым склоном Дельгадо, а его лучи достигали каньонного дна, отражаясь от левого откоса. Достигали в изрядно рассеянном виде, поэтому ночь наступала здесь на полтора часа раньше, а рассвет – примерно на столько же позже. Но поскольку «Гольфстрим» двигался по твердому, ровному пути, да еще при сильном попутном ветре, за день мы отмеривали не меньшее расстояние, чем по хамаде. А при сравнении с ездой по лабиринтам предгорий или окаменелым кораллам результат был и вовсе не в пользу последних.

Итак, наш потрепанный метафламмом бронекат пересек с грехом пополам «терку» и спустя сутки въехал в западные ворота Дельгадо. Сомневаясь поначалу в своей стратегии, я, однако, не без удовольствия признал, что она сработала. По дороге к каньону нам не попадались ни дозоры Кавалькады, ни даже ее следы, которые пристально высматривала с мачты Долорес. Либо дон Риего-и-Ордас и впрямь не стал распылять силы, сосредоточив их на самых вероятных маршрутах нашего бегства, либо существовала иная, неведомая нам причина, почему кабальеро не появились в этих краях. Так или иначе, но я не верил, что команданте считает нас мертвыми и свернул поиски.

Оставалось молиться, чтобы преследователи дали нам еще хотя бы трое суток форы. Именно за столько времени я намеревался добраться до восточных ворот «сквозняка». Неподалеку оттуда находился Столп Трех Галеонов, артелью при котором верховодил Федор Оплеуха – дюжий не по годам старик и давний друг моего покойного отца, знавший меня еще сопливым мальчишкой. Вряд ли до Оплеухи и до скрывающегося среди его людей осведомителя Владычицы дошли известия о нашей вражде с Кавалькадой. Живущие вдали от наезженных путей, обитатели того поселка узнавали новости редко – от водовозов и забредающих туда раз в полгода купцов. И уж коли кабальеро не стерегли нас у въезда в Дельгадо, на той его стороне их подавно не окажется. А значит, я был обязан заглянуть к старому приятелю и лично ввести его в курс последних событий. Тем более что это так и так нам по пути.

В молодости Оплеуха пять лет прослужил на «Гольфстриме» механиком, пока однажды не вляпался в одну неприятную историю. Как-то раз, будучи проездом в Аркис-Грандбоуле, тогда еще молодой и горячий Федор совратил дочку не абы кого, а самого первосвященника церкви Шестой Чаши Феоктиста. За что был пойман, нещадно бит и клеймен как растлитель малолетних. Хотя, по словам отца, на якобы обесчещенной его механиком девице самой негде было пробу ставить, а Оплеуха всего лишь имел неосторожность стать первым из ее любовников, кто не успел вовремя дать деру. Но как бы то ни было, а странствовать по Атлантике с позорными клеймами на щеках ему отныне было заказано. Он был вынужден оставить службу перевозчика и нашел пристанище в глухой, оторванной от цивилизации артели, где даже подобных Федору изгоев принимали без вопросов. Особенно если помимо тяжких грехов за душой у них имелся опыт работы с иносталью.

С той поры миновало более тридцати лет. И последние десять из них Оплеуха – самый пожилой и матерый Стервятник Столпа Трех Галеонов – занимал пост артельного старосты. Говорят, будто этот суровый старик все еще мог подтвердить, что не зря носит свое красноречивое прозвище, и уложить любого обидчика одной затрещиной. Правда, к старости Федор, как и все клепальщики, стал туговат на ухо, зато умудрился сохранить отменную память. Разве только все, что он рассказывал мне о своих молодецких похождениях, не являлось выдумками – воспоминаниями о том, чего никогда не происходило. Но даже в этом случае оставалось лишь подивиться живости стариковского ума, способного порождать такие замысловатые небылицы…

Изнемогая на «терке» от жары, я мечтал о ветрах Дельгадо как о живительной панацее. Однако уже через час езды по «сквозняку» пресытился вожделенной прохладой настолько, что был бы вновь не прочь погреться на солнышке. Врывающийся в западные ворота каньона горячий воздух остывал в полутемном желобе быстро, и, дабы не подхватить простуду, мы достали из трюма теплые вещи. И без того малоподвижный днем Физз стал совсем сонным, как бывало с ним всегда, когда мы забирались слишком далеко на север или юг. Здесь, конечно, было не так холодно, чтобы ящер впал в анабиоз, но болтать и ползать ему уже не хотелось. Закрыв веки и игнорируя всех и вся, он продолжал лежать на крыше рубки в ожидании солнца, поскольку жизненный опыт подсказывал Физзу – оно никуда не делось и вскоре непременно вернется.

В отличие от варана, на Убби резкое похолодание оказало совершенно противоположный эффект. Проспав беспробудно почти все наше сидение на «терке», в каньоне северянин стряхнул с себя леность и даже перестал хромать. Теперь увидеть его праздно отлеживающимся было невозможно. Отдраив до блеска братьев Ярнклота и Ярнскида, он подолгу упражнялся с ними на палубе, приводя себя в прежнюю форму, слегка утраченную из-за ранения. Глядеть на то, как Сандаварг вертит пудовым ядром, было довольно занятно. Тренировочные приемы наемника значительно превосходили по сложности боевые и больше напоминали цирковые номера. Их виртуозность лишь возрастала, когда Убби отставлял щит в сторону. Без него кистень в руках краснокожего жонглера начинал и вовсе порхать, разгоняясь до умопомрачительной скорости и рисуя в воздухе устрашающего размера окружности. Гудение натянутой как струна цепи было слышно даже сквозь вой ветра, а сам летающий брат Ярнклот становился практически невидимым.

Помимо тренировок северянин также любил подолгу торчать на носу «Гольфстрима» и, скрестив руки на груди, предаваться размышлениям. Угадать его мысли по его невозмутимому лицу было нельзя. Возможно, он думал о чем-нибудь оптимистичном, а возможно, о том, что мы напрасно поверили в историю об открытом для проезда Дельгадо. Подобно мне, Убби смотрел по сторонам и не мог не заметить, что для каньона, в котором совсем недавно произошел тектонический сдвиг, здесь слишком мало завалов. Жаль, прежде мне не доводилось бывать в этом «сквозняке», и я не мог уверенно сказать, опустилось его дно или все-таки нет.

Одно было ясно точно: если информатор Сандаварга солгал, у нас не оставалось ни малейшего шанса перебраться через Срединный хребет. На западе, где рыскала Кавалькада, наша мрачная слава давно нас опередила. И лишь на востоке, как хотелось верить, мы еще могли ее обогнать, успеть сбагрить проклятый груз нанимателям Убби и попытаться скрыться на малолюдном севере. Где я надеялся отсидеться пару-тройку лет, перебиваясь мелкими заработками у сородичей Сандаварга. Которые – можно было не сомневаться – не откажутся продавать воду и пищу моей жене – победительнице вакта – и уж тем более не выдадут ее и меня остервенелым южанам. Нас ожидали суровые времена, разве что Гуго еще мог попробовать подыскать себе новую, более прибыльную работенку. Правда, я на его месте не слишком уповал бы на то, что дон Балтазар не запомнил личность механика, служившего на бронекате отщепенца Проныры Третьего…