Грань бездны - Роман Глушков

Впрочем, строить далеко идущие планы было еще рано. Первым делом нужно добраться до «Оазиса морей» и убедиться, что он не является больше для нас преградой. Но это случится где-то на рассвете третьих суток нашего пути по каньону. А в ближайшие два дня «Гольфстриму» предстояло двигаться по полукилометровой ширины желобу, лавируя между сорвавшихся с его склонов скал и осыпей. И все это – в полумраке и на пронизывающем ветру, дующем нам в спины. Иными словами, ничего такого, с чем бы мы не справились.

Почти как в старые добрые времена, которые закончились для нас десять дней назад. И если они когда-нибудь вернутся, то очень и очень не скоро…

Убби первым обнаружил, что, кроме нас, в каньоне есть кто-то еще. Случилось это в первый же день, сразу после ужина, когда в Дельгадо сгустилась тьма. Да такая плотная, что стало трудно разглядеть даже вытянутую вперед собственную пятерню. Лишь узкая, шириной в три пальца, полоска звездного неба над головой позволяла худо-бедно ориентироваться в кромешном мраке. Глядя на нее, я ощущал себя зажатой промеж ладоней мухой, чье будущее целиком зависело от поймавшего ее человека. Захочет он испачкать руки, чтобы раздавить мерзкое насекомое, или отпустит его на свободу? Все зависело от мимолетного каприза вершителя мушиной судьбы и его брезгливости…

По вине непрекращающегося ветра ужинать и ночевать пришлось в трюме. Там еще остались запасы кое-какой одежды, которую можно было использовать в качестве постели. Учуяв запах курадо, полусонный Физз немного оживился и поел, но проситься на ночную прогулку и не подумал. Сияние от него сегодня исходило тусклое, едва брезжущее. Варан отдавал нам остатки того света, коим он зарядился еще на «терке», а восполнить энергию в сумрачном Дельгадо его фосфоресцирующая чешуя не могла. Так что завтра, по всем признакам, нас ожидал куда более неуютный отход ко сну.

Из-за преждевременной остановки я, выбитый из распорядка, не смог уснуть сразу после ужина. Мне не хотелось лежать, таращась во мрак и слушая вой ветра за бортом, и я вышел на палубу, где околачивался в одиночестве северянин.

– Я здесь! – отозвался он из темноты, когда я его окликнул. Его голос доносился с носовой палубы, и я побрел туда, спотыкаясь за головки заклепок, что раньше были скрыты под содранным метафламмом деревянным настилом. Мне хотелось поинтересоваться у Сандаварга, знаком ли он с Федором Оплеухой, однако едва я открыл рот, как Убби меня предостерег:

– Потише, шкипер! Топаешь так, что тебя, наверное, слышно аж на вершине Хребта.

– Похоже, ты что-то учуял, – предположил я, смекнув, что сам по себе мой топот вряд ли вызвал бы у северянина раздражение.

– Не только учуял, но и увидел, – уточнил Сандаварг и попросил: – Взгляни на небо, и ты тоже сможешь это заметить.

Я задрал голову и молча уставился на усеянную звездами и озаренную луной полоску неба. Вполне обычное ночное небо, только заслоненное с севера и юга гигантскими стенами каньона. Ничего на первый взгляд примечательного. И когда мое терпение готово было вот-вот иссякнуть, обрезок небосклона перечеркнула стремительная крылатая тень. А навстречу ей промчались еще две, примерно такого же размера.

Однако я лишь пожал плечами: и что тут удивительного? Это могли быть и летучие мыши, кружащие у верхушки мачты, и пронесшиеся над «сквозняком» огромные кондоры. И те и другие не представляли для нас опасность. Разве что первые изредка посасывали по ночам кровь не только у спящих лошадей, но и у их хозяев, а вторые, бывало, роняли им на головы куски помета величиной с кулак. Но все это нам сейчас явно не грозило.

Или Убби считает иначе?

– Вон оно что! Значит, ты вышел птичками полюбоваться! А я-то грешным делом подумал, будто… – равнодушно зевнув, заговорил было я, но Убби грубо меня оборвал:

– Какие птицы, загрызи тебя пес?! Ты что, ослеп и не можешь отличить кондора от вингорца?

– Почему не могу? Могу. Но лишь при свете солнца и когда они не мельтешат у меня перед глазами, – ответил я и лишь потом спохватился: – Ага, так, значит, по-твоему, это вингорцы над нами расшалились?

– А кто еще, кроме них, носит крылатые комбинезоны и способен перелетать с горы на гору? – задал северянин встречный вопрос. – Само собой, я заметил там вингорцев, а не кабальеро. А также то, что они сегодня не в меру любопытны. Такое впечатление, будто бронекат ни разу в жизни не видели. Я засек их сразу, как только поднялся на палубу, а значит, они крутятся над нами уже около получаса.

– Может, им просто нечем заняться или они хотят с нами поторговать, но пока не решаются, – заметил я. – Им ведь неизвестно, кто мы такие и зачем сунулись в непроходимый Дельгадо, да еще на бронекате.

– Ты плохо знаешь вингорцев, – хмыкнул Сандаварг. – Когда они хотят с тобой торговать, то подлетают и торгуют. А когда опасаются, можно ли тебе доверять, то улетают и больше не показываются тебе на глаза. Ну а если у них появляется свободное время, они снимают свои крылья и даже не смотрят на небо, а сидят у себя в поселках, глушат кактусидр, поют песни и режутся в кости. Тебе же, шкипер, не приходит в голову отдыхать между рейсами, раскатывая на бронекате туда-сюда по округе, верно? А у вингорца и подавно нет желания носиться от нечего делать по горам и рисковать почем зря собственной жизнью. Но если он надумал отправиться в полет, значит, будь уверен: у него появилось конкретное дело. Не обязательно важное, но такое, какое он не желает откладывать на потом.

– Уверен, эти ребята просто решили разведать, что мы тут забыли, – вновь предположил я. – Поди не каждый день в Дельгадо наведываются посторонние. Наверное, где-то поблизости есть вингорский поселок или посадочная точка, откуда нас и засекли. Или ты думаешь, это грабители? Расслабься: крылатый народ давно усвоил, что торговать иносталью, собранной у высокогорных Столпов, намного выгоднее и безопаснее, чем грабить караваны и перевозчиков.

– Возможно, – не стал спорить Убби. – И все-таки я, пожалуй, посижу до утра на палубе и понаблюдаю. Не нравится мне, когда за мной следят, а особенно по ночам. Может, это и правда всего лишь не в меру любопытная молодежь, но после истории с вактом нам надо быть готовыми к чему угодно…

Сандаварг и впрямь не сомкнул глаз до рассвета. Когда утром мы поднялись на палубу, он так и стоял, обдуваемый ветром, на носу бронеката, будто скульптура, какие многие шкиперы приделывали себе на бутафорские форштевни, – кичливые и громоздкие украшения, что некогда были популярны среди перевозчиков. Глянув на розовеющую полоску неба, я не заметил на его фоне мельтешения крылатых силуэтов, и это меня малость успокоило. Я продолжал считать, что, опасаясь вингорцев, Убби перегибает палку, но брошенные им вчера мне в душу зерна сомнений дали-таки всходы. И отныне я не мог думать о здешних обитателях исключительно как о друзьях или, на худой конец, безразличных к нам людях.

– Исчезли, – доложил северянин, кивнув на небо. – Часа три назад. Но они еще вернутся, будь уверен. Вингорцы, как и мы, привыкли по ночам спать, а эти крутились здесь чуть ли не до утра. А один, загрызи его пес, даже не побоялся спуститься вон на тот выступ.