Небоскреб - Лина Соле

– Сегодня к ужину Стелла хотела забежать, примешь ее?

– Да, конечно, – написала я, а сама отвернулась к окну, пряча недовольное лицо. Прошлый ее визит закончился не лучшим образом. «Тебе нужно поселиться в том месте, где о тебе будет постоянный уход! – твердила она. – Рома тебя любит, но ты же понимаешь, как ему трудно последние полгода!».

Стелла была женой Ромы. И моей «приятельницей», как мне казалось до инсульта. Каким же скудным умом я обладала еще полгода назад! Простенькая жизнь старушки: прогулка до супермаркета и обратно, бесконечные отупляющие ток-шоу и визиты Стеллы для перетирания в сотый раз бессмысленных старческих сплетен. Мы с ней выглядели, как бабушка и внучка, хотя она была на несколько лет старше меня. Раньше меня очень расстраивало, что я не могу остановить старение, хотя пыталась трижды. А теперь это не имело никакого значения. Все, что происходило здесь, в реальности, не имело для меня больше значения.

Рома загрузил еду в бот и поднял спинку моей новой кровати.

– Удобно? – вежливо поинтересовался он. Я кивнула. Мне и в голову раньше не приходило, что в детстве он меня ненавидел, а он, конечно, никогда не упоминал об этом в своих рассказах. Теперь я ставила под сомнение его «правду» о моей жизни до дня хард резета. Точнее, я знала наверняка, какими были наши отношения, и в то же время понимала, что могла все драматизировать со своей наивной детской точки зрения. В любом случае последние сорок лет он был моей единственной опорой и добрым другом, поэтому теперь было неважно, что происходило между нами в детстве.

Пока я послушно открывала рот для очередной ложки не слишком вкусной еды, подносимой ботом, мы болтали с Ромой в диалоге о разном.

– Помнишь, у отца был друг, такой здоровый лысый мужик? Как уж его звали? – начал Рома.

– Да, кажется, припоминаю, – в моей голове появилось яркой вспышкой воспоминание: «Здорóво, братан!» – лысый великан крепко обнял Кота в прихожей. «Жулик, слышь, Костян откинулся40! – весело прокричал отец. – Проходи туда». «Хата, что надо», – бросил толстяк, смеясь, и протопал на кухню; я вжалась в стену, чтобы меня не заметили. Намечалась очередная «веселая ночка», когда я, скорее всего, прошмыгну на крышу, чтобы вернуться, когда эти трое или разойдутся, или заснут лицом на кухонном столе с недопитыми рюмками в руках. – Его звали Костян.

– Точно! Вот ты умница! Вспомнила же такое! – подивился Рома. Он все еще удивлялся.

Когда ко мне «вернулась память», я рассказала об этом брату, так быстро, как смогла. Несколько недель я провела в реанимации, врачи пытались «починить» мой мозг после обширного ишемического инсульта. Несколько недель одиночества и тишины оказались очень кстати: пожалуй, не каждый мог бы остаться в своем уме после того, как в один миг в голове начался ураган из непонятных образов, видений, смутных «как бы моих» воспоминаний. Я была уверена, что мой мозг навсегда поврежден, так оно и было, но лишь отчасти: инсульт оставил существенные и необратимые последствия – я до конца жизни останусь парализованной, а глухота никогда не будет излечена. Я видела врачей, читала их сообщения, понимала их: «Лиана, мы снова попытаемся вживить тебе нейронный проводник. Это новая модель. Кивни, если поняла». Я кивала, хоть получалось слабовато. «Хорошо. Надеюсь, что на этот раз будет полная совместимость с твоим чипом. Тестирование прошло успешно». Я заснула под очередной дозой анестезии, а когда проснулась, помнила сон! Я не видела снов, кажется, всю жизнь! Темная звездная ночь, маленькая девочка на крыше здания. А рядом сидит девушка, молодая и красива: у нее розовые волосы и смешной нос в веснушках. У девочки глаза точь-в-точь как у меня – внутри при определенном угле можно заметить слабое сиреневое сияние. «Ух ты», – то ли подумала я тогда, то ли произнесла вслух. Я перевела глаза с лампы на лицо доктора, не в силах оторваться от воспоминаний о своем чудесном сне. Он что-то произносил, я видела по губам, но не слышала. Я улыбалась. «Лиана, ты можешь услышать меня?» – прочла я на виртуальном мониторе. «Нет», – написала я, но улыбка так и не сошла с моих губ.

«Сны» становились такими разнообразными и отчетливыми, я не забывала их с пробуждением, наоборот, вспоминала самые мелкие детали. События сменялись, менялись люди. Сначала я была поражена и восхищена, но довольно быстро положительные эмоции вытеснил чудовищный страх, даже ужас. Что же такое я видела? Если это были сны, то какие-то странные, шизофренические. Вот, например, Рома, такой юный, совсем мальчишка, лицо искажено в гримасе отвращения, он орет на маленькую девочку лет семи, колотит ее изо всех сил кулаками, девочка плачет и зовет маму, но мама не приходит. Или вот другой сон. Я (это определенно была я, такой я себя помнила – лицо молодое, без морщин, карие глаза с сиреневые огнем) стою посреди темноты, беру пальцами что-то в окружающем пространстве. На миг темнота искажается рябью, образуя непонятную кривую сетку сиреневого свечения. Моя рука выхватывает новое нечто, и снова проявляется незнакомый узор, расползающийся, будто по эластичной ткани. Руки соединяются, и я вижу новый «сон»: мужчина прижимает маленькую девочку, целует в макушку. «Папочка, я тебя люблю!» – шепчет девочка. «Я тоже тебя очень люблю, Лиана». Когда картинка заканчивается, по лицу взрослой девушки текут слезы, она тихо произносит: «Папа». Я просыпаюсь в реанимации с точно такими же эмоциями – вся в слезах и словом «папа» на беззвучных губах. Это было полгода назад, сейчас я понимала все.

– Ли? – замаячило слово на виртуальном мониторе, я обернулась на Рому.

– Прости, задумалась, – написала я. Рука еще плохо слушалась, но я чувствовала небольшие улучшения. Я старалась теперь реже пользоваться визуальной клавиатурой, чтобы не убить зачатки мышечной активности. Движение мышц лица, шеи и пальцев правой руки – вот и все, что было доступно моей физической оболочке. Но и это нужно было поддерживать. Если бы Рома не приходил ко мне, я бы, может, не выходила из виртуальной реальности вовсе. Но он меня вечно спасал.

– Тебе, наверное, не интересно слушать про те времена, – предположил он.

– Да нет, все нормально, просто иногда трудно остановить поток мыслей, воспоминания, как снежный ком, наслаиваются друг на друга, а потом становятся настоящей лавиной, – я виновато улыбнулась. – Так, что там с этим Костяном?

– Я узнал, что его сына осудили на пятнадцать лет. С полным отключением.

– О, это… очень жестоко, – я прикрыла глаза, в уме не укладывалось, в каком извращенном мозгу возникла идея отключать людей от жизни: реальной и виртуальной. Мое «виртуальное я» много лет провело в мучительной темноте, живое и не способное что-либо понять. Еще год назад я и сама поддерживала новый закон, считая, что подонки должны получать по заслугам. Сегодня я была убеждена, что даже смертная казнь была бы лучшим исходом для них.

– Да, ты говорила, что пережила что-то подобное. Но он совершил много преступлений и убил множество невинных людей, – Рома все еще верил в справедливость нового альтернативного закона для «особых случаев». – Ты же понимаешь, что содержать в тюрьмах такое количество преступников нерационально экономически.