Ярость - Клаус-Петер Вольф

С тех пор как удача отвернулась от Юстуса, рядом с мышкой на его рабочем столе всегда лежала упаковка бумажных салфеток. Он был простужен уже почти два года.

Сначала потери были вполне приемлемыми. Юстус ставил против рынка. За соседней дверью сидел Зигфрид Унтер. Он поступал наоборот.

«Нужно придерживаться тенденций», – любил повторять он. И всегда следовал за массами. Если дела на бирже шли хорошо, он получал прибыль. Она редко была значительной, но какая разница?

С тех пор как лопнул пузырь на американском рынке недвижимости, несколько банков вызвали ужасного монстра – федеральное управление финансового надзора. Оно очень усложнило жизнь доверенным лицам вроде Юстуса. Протоколы совещаний стали сложнее самих совещаний.

Его брат, Феликс-Йонатан, кардиолог из Бремерхафена, тоже жаловался. Оформление документов для медицинского страхования стало занимать больше времени, чем лечение. Бюрократические препоны ничего не улучшили, только усложнили до невозможности жизнь.

Со временем Юстус начал несколько небрежнее относиться к требованиям. А потом вообще перестал тратить на это время. В первые месяцы его прибыль в некоторые дни превышала десять тысяч евро. А в один особенно удачный день он получил семьдесят две тысячи шестьсот сорок евро за несколько часов.

Нет, это была не его личная прибыль. Он спекулировал деньгами клиентов. Но это – да, теперь он понимал, – было лучше, чем секс.

Успех стал для него лучшим наркотиком. Пусть даже виртуальный, на экране. Он чувствовал себя маленьким мальчиком, оказавшимся в казино и вращающим колесо Фортуны.

Он быстро выпал из реальной жизни. Больше не мог сказать, сколько стоит кусок пиццы, килограмм яблок или фунт говяжьего фарша. Зато как «Отче наш» знал зависимость курса золота от цены на нефть и соотношение курсовой прибыли как минимум трех сотен акций.

А потом, черт побери, услышал слова своей жены, которая не имела ни малейшего понятия о бирже и никогда этим не интересовалась. Да, по сути, виновата во всем она, мрачно думал иногда Юстус. Но упрекнуть ее нельзя. Ведь он – профессионал. Как он мог ее послушать…

Все произошло еще в хорошие времена. Он витал в облаках, зарабатывал больше денег, чем мог потратить, и они уже начали мечтать об усадьбе на Майорке.

Держа в руке бокал с коктейлем «Шприц-Апероль», она сказала:

– А что мы будем делать, если курсы акций упадут? Как думаешь, долго ли дела будут идти в гору?

Ему никогда не нравилась химическая дрянь, которую Нееле так любила. Но теперь он ее окончательно возненавидел, потому что глядя, как апероль растворяется в белом вине и слыша, как дребезжат льдики, он всегда вспоминал слова жены: «А что мы будем делать, если курсы акций упадут? Как думаешь, долго ли дела будут идти в гору?»

Это стало его проклятием, идеей фикс. Когда-нибудь все может закончиться.

Он прикидывал, что произойдет при обвальном падении акций, если наступит новая черная пятница. Девять один один.

Динамика неизбежна. Крах произойдет – рано или поздно. И он начал ставить все больше денег на падающий курс. Но у биржи была лишь одна дорога: наверх.

Он потерял двенадцать миллионов еще до конца месяца. Нужно было снова вернуть их, все исправить. Ведь это всего лишь числа. Даже маленький скачок вниз, небольшая коррекция курса могли спасти положение.

Управляя на экране миллионами одним кликом мышки, он чувствовал, словно вернулся в молодость, когда по утрам в пятницу они прогуливали занятия в гимназии Ольденбурга, чтобы просадить карманные деньги в салоне игровых автоматов.

Он всегда уходил из салона, проигравшись в пух и прах, но чувствовал себя победителем, выигравшим вымышленную битву, избранником судьбы. Он шел домой с миллионом очков, но без цента в кармане.

Только теперь шарик постоянно попадал в аут. Его не удавалось удержать в игре. А это, возможно, и было конечной целью всех азартных игроков: не позволять шарику останавливаться. Вечная игра.

Дважды судьба дружелюбно подмигивала Юстусу. Однажды, в пятницу вечером, он сократил убытки до одного миллиона с четвертью. Потом наступили чудесные выходные. Он чувствовал себя легким и окрыленным, и кажется, именно в этот день последний раз занимался сексом с Нееле.

Во второй раз он почти приблизился к двум миллионам, но это продлилось лишь несколько минут. От волнения он убежал в туалет – желудок сошел с ума. Казалось, удача снова вернулась и он близок к победе.

Но когда Юстус вышел из туалета, впервые за долгое время ощутив настоящий голод – он подумывал пригласить Нееле вечером в ресторан, – то понял, что все пропало, едва взглянув на экран. Времени в туалете хватило, чтобы теоретическая прибыль буквально растворилась в воздухе.

Между тем он потерял уже больше полутора миллиардов. Деньги, которые никогда ему не принадлежали, не принадлежали никому. Но близился день расплаты.

Эти сделки необходимо ликвидировать. Иначе ему конец. Не только финансово. Он потеряет работу и репутацию и отправится в тюрьму.

Он знал историю трейдера Квеку Адоболи, который работал в швейцарском банке UBS, потерял два миллиарда из-за спекуляций и загремел в тюрьму на семь лет.

Ник Лисон, который довел до банкротства двухсотлетний банк, был досрочно выпущен из-за рака после четырех лет тюрьмы. Француз Жером Кервьель был приговорен к пяти годам заключения, и его обязали выплатить бывшему работодателю, банку «Сосьете Женераль», пять миллиардов евро…

Теперь подобная участь ждала и его.

Нееле уйдет к своему любовнику, а он вскроет вены. В тюрьме ему попросту не выжить.

Все выяснится самое позднее на ревизии в конце квартала. До тех пор он еще может потрудиться, жонглируя цифрами. Но потом – конец.

От коллег помощи не дождешься. Хайнер Мюллерссон из информационно-аналитического отдела вывел Юстуса на чистую воду еще три месяца назад. Юстус пытался поговорить с ним, может, спросить совета. Он намекнул, но не сказал ничего конкретного и искал в каждом слове Хайнера Мюллерсона надежду на грядущее падение рынка, цепляясь за негативные известия, как пьяница за последнюю бутылку.

Потом Хайнер попросил его об одолжении. Именно так теперь назывался шантаж среди коллег. Юстус должен был купить у него крайне невыгодные акции энергетических компаний. После энергетического поворота [11] эти акции, в отличие от остального рынка, начали падать. Хайнер упустил момент, не успев их вовремя продать, и теперь они сильно портили общую картину. Руководствуясь принципом «доброго держись, а от худого удались», он передал их Шаарду по бессовестно высокой цене. Но зато держал рот на замке.

С одной стороны, он защищал Шаарда, но с другой – лишь ускорял его падение.