Джейн Доу. Без сожалений - Виктория Хелен Стоун

В профиле его лица нет. Как-никак он дьякон. Вместо этого Стивен поместил стандартное фото своего торса в зеркале, захватив подбородок с ухмылкой. Есть еще пара снимков его груди, сделанные, когда он был более загорелым, а его мышцы — более рельефными, чем сейчас. Разумно.

Я кликаю на «Профиль» и вижу женщин, которых подобрала ему система. Большинство из них он занес в списки. Верхний список называется «Классные сиськи». Есть еще «Для свиданий», «Распутные» и «То, что надо».

В разделе «То, что надо» четыре женщины. Все они белые, а цвет их волос варьируется от светлого до каштанового. В разговорах Стивен их всех зовет «детками», как меня. Я уже не чувствую себя особенной.

Последний раз он контактировал с ними примерно в апреле. Трахался с этими бабами почти сразу после смерти Мег, как будто пытался избавиться от какого-то демона… Отлично. Надеюсь, он жарился живьем на огне, раздуваемом угрызениями совести и сожалением.

Я делаю скриншоты и перебрасываю их себе. В остальных списках — типичные заманухи от Стивена и редкие фото топлес от женщин. Эти беседы я тоже переправляю себе. А почему нет?

Стивен рядом со мной начинает храпеть.

Раздраженно морщась, я закрываю «Тиндер» и открываю фотографии. Их немного. Стивен не умеет смотреть на мир глазами художника. В основном там селфи его торса, несколько снимков с трибун на каком-то матче «Миннесота Твинс»[23] прошлым летом, фото с какой-то христианской конференции, где он вместе с папашей, фотография трещины в фундаменте его дома. Есть, естественно, фото его стоящего члена, причем снимок сделан под таким углом, что он кажется больше, чем на самом деле. В общем, никаких сюрпризов.

Затем я открываю селфи его и Мег, такое же, как то, что она прислала мне, но снятое чуть-чуть под другим углом. Есть еще фото, на котором она в обрезанных шортиках и крохотном топе на бретельках стоит, подняв руки, и смеется. Дальше идет фото, где она в маленькой лодке; в одной руке у нее светлое пиво, а в другой удочка.

Нажав стрелку для возврата в основную директорию, я захожу в отдельную папку. Когда открываю ее, у меня от ярости мутнеет в глазах. Все становится красным. Красная Мег. Красные обнаженные тела. Красные груди и бедра. Красные фото ее спины, когда в нее вонзился Стивен.

Вот те самые снимки, которыми он угрожал ей. А ведь наверняка умолял ее, льстил ей и обещал золотые горы в обмен на то, что она позволит сфотографировать себя… Сначала он заполучил эти фото, а потом обзывал ее грязной шлюхой за то, что она согласилась сняться. Они служили доказательством того, что она недостаточно хороша даже для того, чтобы просто жить…

Меня охватывает дикое желание схватить нож и покончить с ним. Он голый и беспомощный, и я могла бы порезать его на пазл. К тому моменту, когда Стивен проснулся бы и нашел в себе силы дать отпор, он уже истек бы кровью, лишился бы кадыка или яиц, или другой жизненно важной части тела…

Я встаю и отбрасываю простыню, чтобы взглянуть на его безвольное голое тело. Слышу собственное учащенное дыхание.

Это любовь. Это именно моя любовь, и она может быть темной, злобной, алчной, но она настоящая. Я чувствую ее. Я люблю Мег и готова убить за нее. Должна убить за нее. Это хождение вокруг да около, эти игры с ним — со всем этим надо заканчивать.

Я еще не дала себе разрешение, но я уже на кухне у стойки с ножами, вытаскиваю из нее универсальный нож среднего размера. Люди боятся больших поварских ножей или тесаков, видя в них орудие убийства, но мне нужна точность. Я хочу чувствовать, как нож врывается в него.

Возвращаюсь в спальню, встаю над ним и примериваюсь к тем частям тела, где нет костей. Вон там, у горла. Под глазами. Прямо под грудиной. Под животом, над пахом. Или сам пах, весь, такой мягкий и незащищенный от той опасности, что я несу с собой. Внутренняя часть бедер…

Плоской стороной лезвия прикасаюсь к его ноге. Он не шевелится.

Веду лезвием вверх, срезая жесткие волоски. Его мошонка свисает мешком, отяжелевшая во сне после полученного им удовольствия. Проснется ли он, если я приподниму ее и оттяну, чтобы подставить под легкий поцелуй ножа?

Улыбаясь, провожу ножом по его яйцам и члену. От прикосновения тот слегка шевелится. Едва-едва. Затем чуть-чуть утолщается. Его дыхание остается прежним, а вот член реагирует на любое внимание, даже во сне.

«Ласкай меня, — говорит он. — Ласкай меня своим ножом».

Снова провожу по нему лезвием, посмеиваясь над дурацкой уязвимостью Стивена. Все они глупцы. Глупые и бесполезные.

Таблетки загнали его не в такой уж глубокий сон. Он может проснуться в любую минуту, но мне-то что до этого? При первых же признаках протеста я вонжу нож как можно глубже, и он уже никуда не денется.

Однако я предпочитаю потянуть время, поэтому передвигаю лезвие выше.

Его живот в медленном ритме поднимается и опадает, как горло у лягушки. Вверх и вниз. Вверх и вниз. Я почти слышу, как он квакает.

Направляю лезвие во впадину под грудной клеткой. Здесь как раз находится аорта, не защищенная ни костями, ни хрящами. Ее можно проткнуть, будто воздушный шарик, и наблюдать, как под напором фонтаном брызжет кровь. Она зальет меня, но я голая. Быстрый душ — и все.

Опускаю нож. Глубокий вдох — и острие касается натянутой кожи. Когда он выдыхает, на коже остается зарубка. Еще один вдох, еще одна зарубка. Я делаю пять таких. Первая уже ярко-красная. Прижимаю к ней большой палец и растираю по коже кровь. Рисование пальцами.

Что же мне хочется отрезать? Я раньше никого не резала. Выбор велик. Его гениталии — за то, что он целился своим членом в Мег. Его глаза — за те снимки, что он получил, сохранил и просматривал. Его глупый язык — за те злые речи, что он обрушивал на нее. Его коварное, вероломное, уродливое сердце.

Все это.

Снова провожу лезвием по его члену. И снова. Металл с тихим шорохом скользит по коже, а член медленно набухает.

Вот отсюда я и начну. Чтобы Стивен проснулся и ясно увидел, как лишается центра своей вселенной.

Поворачиваю нож под нужным углом. Направляю острие так, чтобы распороть его член от корня до головки.

Только… я ничего не делаю. Не режу его.

Я хочу этого всеми фибрами своей души, однако мое сердцебиение уже выровнялось, и я знаю, что не смогу. Улики против меня повсюду. На работе, в его телефоне, на всех поверхностях в его доме и в его машине. На его теле и в кровати моя ДНК. Она и на пустых бутылках из-под пива, и на мятых салфетках в мусорном ведре.

Я пометила его точно так же, как кошки помечают свои владения, и если сейчас убью, мне уже не вывернуться. Наверное, я смогла бы спастись от ареста, но вернуться к своей комфортной жизни — уже нет.

Надо было убить его сразу же, как только я оказалась в городе, однако я поддалась искушению повеселиться, вторгнуться в его жизнь и поиграть с ним, выставить его полнейшим глупцом.