Джейн Доу. Без сожалений - Виктория Хелен Стоун

А дела у меня в порядке. У меня всегда все в порядке. Ни потрясений, ни тревог, ни радостей, ни разбитых сердец. Один порядок. Скорбь — это большее, что я когда-либо испытывала, и однажды она угаснет, и со мной опять все будет в порядке, и обо мне никто не побеспокоится. Но может быть, Люк где-то там заскучает по мне, и я опять на несколько мгновений стану настоящей…

Когда мы входим в дом, я держу его за руку, как будто я нормальная девушка.

Младший брат Люка очень похож на него, только он на дюйм ниже и чуть коренастее. Его зовут Джонни, а его мужа — Айзея. Пара напоминает две версии одного и того же мужчины, белую и черную. У обоих короткие, почти сбритые на боках волосы, и оба носят квадратные очки в роговой оправе. Наверное, их свадебные фотографии прикольные.

Меня со всеми знакомят, и я надеваю на лицо свое лучшее из обаятельных выражений. Неуверенность — не нормальное состояние для меня, но когда подается ужин, я задаюсь вопросом, что думают обо мне Джонни и Айзея.

Геи быстрее замечают, что со мной что-то не так. Иногда я ловлю себя на том, что флиртом пытаюсь расположить их к себе, и только потом понимаю, что такая маска плохо соответствует моменту. Они умеют разглядеть тесемки, которые удерживают эту маску.

И все же всем нравится лесть независимо от сексуальных предпочтений, поэтому я хвалю их дом, коктейли и собаку.

Потом вспоминаю, что все это уже неважно. Что это мое последнее свидание с Люком. Я позволяю себе расслабиться и с удовольствием наблюдаю. Ужин немножко похож на книжку: люди рассказывают истории, а слушатели мысленно рисуют картинки, и мне нравится и сама проза, и процесс представления.

На другом конце стола сидит пара геев постарше. Они — карикатура на людей, слишком долго проживших в браке. Они друг за друга заканчивают предложения и едят друг у друга из тарелки. Один из них не ест крабов, а другой не любит шпинат, поэтому они перекладывают все это, посмеиваясь над пищевыми пристрастиями друг друга.

Гетеросексуальная пара почти не общается друг с другом, зато они очень оживленно беседуют с другими. Я спрашиваю себя, почему они продолжают жить вместе. Они ни разу, даже случайно, не прикоснулись друг к другу. Однако каждый из них рассказывает веселые истории об их работе над местными пьесами. Оба они нравятся мне, потому что развлекают меня. Вся эта вечеринка похожа на рождественский ужин, и я наслаждаюсь светлым праздником перед тем, как мне предстоит вернуться к своей темной стороне.

— Сегодня ты что-то тихая, — шепчет мне Люк перед десертом.

— Мне очень хорошо. Мне нравится твой брат.

— Спасибо. Он отличный парень. А у тебя есть брат?

— Да. И он совсем не отличный.

Люк смеется и не донимает меня расспросами, и я этому рада. Мой брат никогда не был мне братом. Он был подонком, и в друзьях у него ходили такие же подонки. Когда наши родители исчезали, он не заботился обо мне; даже не утруждал себя тем, чтобы успокоить меня. Вместо этого говорил что-то типа: «А может, они устали от тебя, такой уродины». И все то время, что мы оставались без надзора, он почти не ночевал дома и бесчинствовал в заброшенных домах.

Вот таким был мой брат. А вот Люк и Джонни, кажется, очень близки. Через что бы они ни прошли, все это только укрепило их братскую солидарность. Люк улыбается младшему брату так, будто гордится им. Это замечательно.

Мне действительно жаль, что это наш последний вечер вместе. Но Мег заслуживает отмщения, и я вынуждена идти на жертву ради нее.

Когда подается десерт — вкуснятинка: яблочный хлеб с ромовым соусом, — Джонни встает и стучит по бокалу. Я вопросительно смотрю на Люка, но тот лишь пожимает плечами.

— Итак, наступают последние минуты этого ужина. Мы пригласили вас, друзья, чтобы сообщить новость. — Джонни тянет Айзею за руку, заставляя того встать, затем они обнимают друг друга за талию. — Год назад, после свадьбы, мы запустили процесс по удочерению или усыновлению малыша…

Громкое «ох!» Люка перекрывает удивленные возгласы.

— Это был долгий путь, но… мы нашли суррогатную мать, которая искренне к нам расположена, да и она нам нравится, и… наш малыш родится в феврале.

Я поворачиваюсь, чтобы увидеть реакцию Люка. Он шепчет:

— Ни фига себе!

Кровь отливает от его лица, глаза расширяются. Я не уверена, что он рад. Но потом Люк улыбается, и в нем словно зажигается внутренний свет. В его глазах поблескивают слезы.

— Господи, братишка, — говорит он. — Это же здорово. — Вскакивает, обходит стол и обнимает обоих мужчин. — Я скоро стану дядей!

Все смеются и поздравляют его, прежде чем сгрудиться вокруг виновников торжества. Джонни, не скрываясь, плачет. Вокруг столько радости, что ее можно пощупать руками, даже мне.

Вот то самое будущее, которое я потеряла, когда потеряла Мег. Я пытаюсь впитывать любовь, хотя она мне и не принадлежит. Она раскаляет мою кожу и даже чуть-чуть проникает внутрь, согревая меня.

Когда Люк возвращается ко мне, я крепко обнимаю его. Он тоже сжимает меня в объятиях, да так сильно, что я едва не задыхаюсь.

— Я стану дядей! По-настоящему!

— Это же здорово… А ты не знал?

— Нет. Он мастер хранить секреты. Я просто… ну и ну. Слушай, а я бы мог тренировать команду по ти-болу[24]! Вот было бы круто, а? Мальчик это будет или девочка, им всем нравится ти-бол, правда?

Я смеюсь, глядя на его восторженное лицо.

— Не знаю.

— Да, готов спорить, что да. Может, нужно купить жилье побольше, чтобы малыш мог ночевать у меня, когда им понадобится.

— Думаю, тебе еще несколько лет не понадобится помещение побольше… Я и не подозревала, что ты так любишь детей.

— Вовсе нет! В смысле, я никогда не представлял, что у меня будут свои, а так как они геи, детей у них не могло быть, но… Господи, из Джонни получится отличный отец, а у Айзеи огромная семья, так что… да. Они построят великолепный мир для своих детей.

— Ты здорово выразился.

Люк держит меня за руку и с мечтательным видом таращится на свой хлеб, как будто видит там тысячи разворачивающихся перед ним сценок.

— Ты не хочешь детей? — спрашиваю я.

Он качает головой и словно выныривает из задумчивости, а потом устремляет на меня пристальный взгляд.

— Если б женщина, с которой у меня отношения, по-настоящему захотела детей, я серьезно подумал бы над этим.

Я снова смеюсь над его прямолинейностью. Нет смысла объяснять, что я не хочу детей. Люк поймет намек, когда я исчезну.

Возможно, он и не станет тем единственным человеком в мире, который будет думать обо мне. Я уже сейчас вижу, что его вселенная переполняется маленькими племянниками и племянницами.