Де Бюсси и инфанта - Анатолий Матвиенко

– Вы уверены, что это – восточный берег Индии?

– Я уверен, что нет. Громадный материк, даже два, соединённых перешейком, таят гораздо больше сокровищ, чем Индия и далёкий Китай. Новый Свет открывает умопомрачительные перспективы! Роттердамская компания, произведя разведку, потеряла галеон, свыше двухсот человек, утонувших, погибших от болезней и в стычках с туземцами, я преподношу сокровища вам и не прошу ничего сразу.

– Потребуете пай в размере одной трети?

Не в бровь, а в глаз!

– Вы чрезвычайно проницательны, ваше высочество.

– Что потребуется от нас?

– Не менее четырёх галеонов с командами и сотней пехоты на каждом. Припасы, лошади. Опытный и безжалостный военачальник. Епископ для крещения заблудших в истинную веру… – я вспомнил варварские методы обращения в католицизм священниками Кортеса и Писсаро в моём прошлом мире. Что поделаешь, конкиста – она и есть конкиста. Испанцы иначе не умеют. – Уверяю, моя доля в доходе от трёх конвоев с золотом и серебром достаточна, чтобы нанять эти корабли и солдат. Хотя бы в Португалии. Но где участие испанских Нидерландов? Я не смогу ничего вам отдать. Разве что эту безделицу.

Туземный божок из чистого самородного золота, размером с мой кулак, был, наверно, самой изящной фигуркой из награбленных за океаном. Большей частью статуэтки попадались уродливые и аляповатые. Вдобавок у божка во лбу отсвечивал красным здоровенный рубин.

Исабель взяла подарок в руки и едва не уронила его, не рассчитав тяжести. Я же запомнил мимолётное прикосновение пальчика…

– В его уродстве есть нечто самобытно-прекрасное. Из деликатности могла бы отказаться, но возьму с удовольствием, ваша светлость. Будьте любезны отнести его ко мне на стол.

Божество, коему поклонялся целый народ, отныне послужит прессом для бумаг, пока принцесса, ощутив нехватку денег, не пустит его в переплавку. Даже у богов жизнь – непредсказуемая штука.

Я быстренько вернулся на оттоманку, пока привилегия сидеть рядом с царственной персоной не улетучилась.

– Рад, что вы согласились. Простите за нескромность, принцесса, ваш супруг не столь щедр на дары?

На её лицо набежала тень. Она даже отстранилась чуть-чуть от невежи, сунувшего лапы в её личное пространство.

– Супруг… Одно название. Папа римский не дал ему ни епископства, ни развода. Альберт не смирился и принял ношу бродячего проповедника. Ходит по стране в монашеской хламиде с посохом, летом – босой, и проповедует веру Христову.

– Благородно!

– Ещё как. Но всё хорошо в меру. Он – принц, особа королевской крови. И если принцу приходится вести себя так, плохо обстоят дела в королевском доме. Альбрехт компрометирует нас!

– Вижу, это не всё.

– К сожалению, граф. Он ещё на каждом углу разглагольствует, что из любви к Господу и для сохранения себя в чистоте принял добровольный обет не переступать порог моей спальни. Поймите, мне неприятно, что чернь слышит о столь деликатных для меня вещах, перемывает мне кости, обсуждает! Он играет роль святого, укрепившего дух в борьбе с мирскими соблазнами, но я-то, созревшая для консумации, брошена собственным мужем, отказывающимся от супружеских утех. Неужели я столь безобразна? От меня дурно пахнет? Манеры не изысканны? Безвкусно одета?

– Нет, нет и нет, ваше высочество. Причина наверняка заключена в принце. Он, часом, не сумасшедший?

– Все блаженные не от мира сего, – Исабель вздохнула и сложила ручки на коленях. – За Альбрехтом бродит толпа последователей, таких же немытых и оборванных. А тот вещает, вообразив себя воплощением Христа, читающего Нагорную проповедь. Контрреформация в Южных Нидерландах достигла немыслимых успехов! Почти уже все протестантские церкви закрылись, кальвинисты возвращаются в лоно Римской Церкви, мне бы радоваться, но результатом будет война с Севером. Вести её мне. Отец не поможет. Муж только витийствует. Вы не представляете, граф, как мне тяжело и одиноко.

Маска сброшена. Вот – истинное лицо. Ей действительно плохо. Но готова ли девочка решительно изменить положение?

– Странно слышать об одиночестве. Уверен, при вашей необычайной красоте вокруг крутится несметное число воздыхателей.

Она покачала прелестной головкой, украшенной ниткой жемчуга поверх высокой причёски.

– Исключено. Я – не королева Марго, готовая броситься во все тяжкие. Тем более ни разу не испытав близости с супругом.

О, если бы Альбрехт вещал о воздержании, а Исабель забеременела, получилась бы двусмысленная ситуация. Хотя нет, положение рогоносца усилило бы образ принца как великомученика.

– Мне делает огромную честь ваша откровенность.

– Я сама удивляюсь. Мы такие разные люди. Вы слишком старый для дружбы со мной. Но что-то есть у нас общее. Даже ваша порочность, беспринципность, готовность убивать и язычников, и католиков, коль уж поставили перед собой цель, всё это ужасно… и ужасно притягательно!

– Не знаю, испытывать ли мне отчаяние от ваших слов или гордиться.

– Делайте что хотите, де Бюсси. Заканчиваю аудиенцию, больше уделять время одинокому мужчине неприлично. Я дорожу репутацией, хотя бы для поддержания легенды моего благоверного, – она грустно улыбнулась. – Спрошу только одно: обе вест-индские компании начнут рано или поздно соперничать, даже – воевать. Чью сторону вы примете?

– Вопрос стоит не так. Скажу, положа руку на сердце: я предложу создать на тех же или схожих условиях британскую, французскую, португальскую и шведскую компании. Да, их интересы непременно пересекутся и столкнутся. Да, будут войны. Неизбежно в какой-то из стран меня попытаются вытолкнуть из числа совладельцев и пожалеют. Я перестраховываюсь! А что касается испанских Нидерландов, предоставлю вашим мореходам и военным наилучшие начальные условия. Не подведите меня.

– Вы обещали стать самым богатым человеком планеты…

– И близок к тому.

– Дерзайте! – она шагнула к двери, обернулась, в задумчивости нахмурив лобик. – При всех ваших недостатках, вы действительно способны на грандиозное. Признаться, я раньше подозревала вас в хвастовстве. Если отец примет вас в испанское подданство, буду предлагать ему вашу светлость в качестве вице-короля испанских земель в Клермонии.

– Простите?

– В Клермонии. Так у нас называют загадочную Вест-Индию, вами открытую. До новой встречи, ваша светлость.

Всё же лучше, чем Дебюссия или Амбуазия.

Принцессы и след простыл, я вышел в коридор дворца и замер перед зеркалом, слегка мутноватым, в старинной бронзовой оправе. Вроде хорошо поговорили, но на ложку мёда пришлась бочка дёгтя, она считает меня слишком старым рядом с собой. Почему? Да, седой, а где волосы сохранили окрас, они совершенно обесцвечены тропическим солнцем, зря шляпу снимал. Такие же выгоревшие ресницы, брови, усы и коротенькая борода. Шрам под глазом выделяется белой полосой на загорелой шкуре. Согласен, я – малость поношенный, но ведь не старик!