Оракулы перекрестков - Эдуард Шауров

Бенджамиль прищурился, делая вид, будто всматривается, потом ткнул в чернявого пальцем и радостно заявил:

– Точно! Я его знаю! Он в двадцатке живет у одной тетки. Он немой, слышит плохо и немного того… – Бенджамиль на миг замялся, вспоминая слово, – не в себе.

Слово звучало как «ухлой», оно означало глупый, Бен никак не мог вспомнить, как сказать «недоразвитый». Но «ухлоя» хватило. Все опять засмеялись.

– Глупый! – веселился свернутый нос. – Да он же просто дебил!

– Натури тапак (Действительно дебил)! – сквозь смех подтвердил Бен. – Мамэ шу ши, вальком (Видно, от мамки удрал).

– Хэй! Тапак! – заорал один из парней прямо в ухо чернявому.

Тот даже не вздрогнул, только недоуменно заморгал глазами.

– Вот что, – сказал Бен, когда веселье немного утихло. – Дурак он, там, или не дурак, а, пока его мать вносит квартплату за двоих, Халид доволен. Я думаю, его надо отвести назад.

– Кто ж с ним будет возиться? – подозрительно спросил свернутый нос. – Мне в серо-зеленый топать не канает.

– А мне еще дела надо сделать, – сказал Бен.

– Нет, по правде, – вмешался в разговор узколицый. – Ты, братан, Халидов трэчер, тебе этого идиота и конвоировать.

«Черт! – подумал Бен, оглядываясь на чернявого. – А вдруг он и вправду дурачок? Что я с ним буду делать?» Но отступать было поздно и некуда. «Потом что-нибудь придумаю», – решил про себя Бен. Он с сомнением посмотрел на узколицего, потом на идиота.

– Ладно, – сказал Бен, – ничего не попишешь, придется порадеть за Халидово имущество. Пошли к мамке, недоделанный.

Он ухватил чернявого за рукав куртки и потянул за собой. Тот не сопротивлялся.

– Веселись, серо-зеленый! – сказал, ухмыляясь, тип со свернутым носом.

– И тебе, братан, хорошего настроения, – отозвался Бен, тихо радуясь тому, что знает, как принято здороваться и прощаться в черном буфере.

Придерживая за рукав своего расслабленного подопечного, Бенджамиль успел сделать всего десяток шагов, когда его окликнули:

– Эй! Брат!

Бен обернулся.

– Как там у Поршня дела? – Узколицый смотрел внимательно и остро. – Давненько его не видел.

– Поршень вчера копыто сломал, – сказал Бен, чувствуя себя победителем. – А так нормально.

Спутник Бенджамиля действительно производил впечатление тихого идиота. Он плелся за своим спасителем, не поднимая головы и негромко сопя полуоткрытым ртом. Но когда площадь осталась далеко позади, надежно скрытая домами, а Бенджамиль уже начал всерьез раздумывать, куда девать дурачка, сопение прекратилось. Неожиданно натянулась под пальцами ткань рукава чужой куртки, и Бен быстро обернулся. На него внимательно смотрела пара широко расставленных решительных глаз. Лжепридурок теперь выпрямился и оказался такого же роста, как Бен. Симпатичное открытое лицо, небольшой, но твердый подбородок, коротко стриженные черные волосы. И глаза. Самой примечательной деталью этого лица были глаза, четко очерченные, словно бы обведенные угольно-черной полоской коротких ресниц, они не смотрели, а пробивали, простреливали насквозь веселым бешенством. У идиота не могло быть таких глаз. Теперь Бенджамиль понял, отчего там, возле фонтана, этот человек так упорно смотрел себе под ноги, понял и с беспокойством оглянулся назад.

– Не бойся, они за нами не пойдут, – с едва уловимым акцентом сказал новый знакомый, голос у него оказался довольно высокий и звонкий, с хрипотцой. – Паршивые недоумки, ничего дальше носа не видят! – Он засмеялся. – Меня зовут Максуд, и теперь я вроде как у тебя в долгу.

Бенджамиль смущенно пожал плечами.

– Да я ничего особенного и не сделал, – сказал он, соображая, как обращаться к новому знакомому. – Просто самому случалось попадать в такую же передрягу. Честно говоря, врагу не пожелаешь.

– Ерунда! – Максуд улыбнулся, сверкнув двумя рядами крепких зубов. – Но очень не хотелось поднимать шум. Ты меня выручил, теперь ты мне как брат. За кого я должен помолиться Яху?

– Что? – не понял Бен.

– Ну, неплохо бы узнать твое имя.

– Бенджамиль, – секунду помешкав, сказал Мэй, – попросту можно Бен.

– Классное имя! – прочувствованно сказал Максуд. – Зови меня Макс.

Он порывисто шагнул вперед, протянул Бену перекрещенные руки, удивленный Бенджамиль пожал обе ладони.

– Катари ма санта ми, – сказал Максуд одними губами.

«Пожатие святым крестом», – автоматически перевел Бен.

– Крестом? – обалдело повторил Бен. – Так ты из Сити?

– Ого. – Максуд внимательно оглядел своего спасителя. – Знаешь арси?

Бенджамиль опять смутился под взглядом этих жестких блестящих глаз.

– Дело в том, – принялся объяснять он, с трудом преодолевая неловкость, – что я не трэчер и вообще не из буфера. Я живу в аутсайде, работаю в «воротничке» переводчиком, навожу, получается, мосты между вашими и нашими.

– Для циви ты слишком шархат, слишком… как это сказать?.. воин. Но, по-моему, ты не врешь, – задумчиво сказал Максуд. – А я-то гадаю, отчего за меня трэчер вписался? – Он хлопнул Бена по плечу. – Только между нашими и вашими никаких мостов нет. Ты другое дело, ты мне фатар. А места здесь паршивые, особенно для циви. И как тебя сюда занесло?

– Это долгая история, – неохотно сказал Бен.

– Долгая история для долгой дороги?

Бенджамиль кивнул.

– Куда ты собираешься идти?

Бенджамиль махнул рукой вдоль улицы:

– Туда, к трассе. Сказать по правде, уже третий день до трубы добираюсь.

– А там есть трасса? – Максуд посмотрел на Бена со странным выражением.

– Должна быть.

– Мы можем пока держаться вместе, – предложил Максуд. – Вдвоем безопаснее. Мне в буфере лучше не светиться, ситименов здесь не любят, а я по-тутошнему знаю только «здоро́во» и «пошел на х…», да и с цивильным мне тоже лучше не общаться, акцент-то за версту слышно. Если наткнемся на трэчеров, ты будешь говорить, я буду помалкивать, так и прорвемся. Ты как?

– Согласен, – сказал Бен.

От новоявленного брата исходили такая сила и уверенность, что он даже не сообразил спросить, куда они, собственно, прорвутся.

– Тогда вперед?

– Вперед, – сказал Бен. – И пошли они все!

Водосточная труба отделилась от стены здания удивительно легко, сразу четыре секции, наверное, кронштейны совершенно съела ржавчина. Когда Макс поддел ее длинной узкой доской, найденной в полуразрушенном доме, труба выгнулась дугой, надсадно заскрипела и начала медленно отваливаться от стены, причем верхняя секция оторвалась от трех остальных и полетела вниз самостоятельно.