Капкан для «Барбароссы» - Александр Викторович Горохов

быстро. И только меняя его на запасной, Юдин по звуку выстрелов, доносящихся слева и справа, сообразил, что его товарищи по взводу Ларионова стреляют скупо, короткими очередями, и не так часто, как палил он. Егоров же, хоть его винтовка тоже позволяла бить очередями, и вовсе стрелял одиночными. Но наверняка: выстрел — упал немец, выстрел — упал немец. Впрочем, трудно в суматохе боя определить, кто в кого попал, но Виктору именно так показалось.

До подползающих немцев осталось всего ничего. Вот один даже уже приподнялся, чтобы метнуть гранату со смешной длинной деревянной ручкой. В него-то и всадил очередь младший политрук. Немец ткнулся лицом в землю, а граната, вывалившись из ослабших пальцев, упала рядом с ним. Но почему-то не взрывалась. Подумав, что у неё что-то не так с запалом, Виктор мгновенно забыл про неё, переключившись на другие серо-зелёные фигурки, рвущиеся к траншее. И тут раздался взрыв, а по каске что-то несильно ударило.

К траншее врагов не подпустили. Хотя некоторым из них до неё оставалось-то — сделать один рывок.

— А вы молодец, товарищ младший политрук, — похвалил Юдина Егоров, размазывая по лицу пот, смешанный с грязью. — Если б того немца не завалили, он бы наверняка гранату к нам в траншею закинул.

— Я уж думал, что она у него не взорвётся, с запалом что-то не то…

— Так вы не знаете, что они «задумчивые»? У них, после того, как шарик на рукоятке дёрнуть, запал целых семь секунд горит. При хорошей сноровке её можно даже успеть обратно кинуть.

И тут, глядя на улыбающегося красноармейца, у Юдина в голове что-то щёлкнуло, всплыла фраза из «Железного потока» Серафимовича. Фрагмент, когда Кожух вывел своё войско, а кто-то заметил: «Та у его глаза сыни…». У Егорова тоже были удивительно синие глаза, цвета которых он так и не заметил ни накануне боя, ни в бою, когда им доводилось смотреть друг на друга!

— Как ты тут? — вывалился из-за поворота траншеи комвзвода. — Цел? А у нас там Иванова и Сабирова убило.

— Как убило?

— Как? Как? — вдруг разозлился Ларионов. — Как человека на войне может убить? Пулей!

— Товарищ старший лейтенант, нам бы патронов, — вмешался Егоров. — У меня небольшой запасец есть, а товарищу младшему политруку для его пожирателя патронов ещё диски заряжать и заряжать.

— Будут патроны. Сейчас будут. Часа два до следующей атаки у нас есть.

Ларионов не ошибся. И вообще, как он заметил к концу дня, педантичные немцы действовали строго по расписанию: атака, полтора-два часа перерыва, артобстрел, новая атака.

В третьей по счёту из тех, которые в тот день отбивал взвод Ларионова, погиб Егоров. В него в упор пальнул немец, спрыгнувший в траншею. Немца и его товарища, готовившегося бросить гранату за поворот траншеи, застрелил Юдин. Но вообще немцам не хватило совсем чуть-чуть, чтобы смять их. Они пёрли и пёрли, словно там, за деревней Бордзёнки, рождались в серо-зелёной форме и с карабинами в руках или каким-то колдовством оживляли уже убитых раньше. Убитых не на этом поле, почерневшем от копоти подбитой техники, изрытом взрывами и усыпанном вражескими телами, а там, где сражалась дивизия в предыдущие дни. Защитников же Высоко-Литовска, становилось всё меньше и меньше: из 29 человек взвода Ларионова после третьей атаки относительно боеспособными оставалось лишь 14. Относительно — потому что трое или четверо «ставших однорукими» «комендачей» отказались уходить в тыл, а остались в качестве подносчиков боеприпасов.

— Ну, что, Витя, — прислонившись к стенке траншеи, поправил повязку на голове старший лейтенант. — Это будет последний и решительный бой? Следующей атаки нам не отбить. Однозначно! Хотели, как Мальчиш-Кибальчиш, день простоять да ночь продержаться, но, чувствую, не выйдет.

— Ты чего это в панику ударился? — разозлился Юдин, чистящий винтовку Егорова.

— Да причём тут паника? Артиллерия уничтожена полностью, миномётов практически не осталось, противотанковых ружей больше нет ни одного. Пулемётов на весь батальон едва пять штук наберётся. В роте личного состава осталось даже меньше, чем когда мы подошли. В батальоне ротных всех выбило, из комвзводов в нашей роте один я жив. В других взводах — где сержанты, а где просто красноармейцы командуют. Если взвод больше десяти человек. Не паникую я, бежать с поля боя не собираюсь. Наоборот, умру, но не отступлю без приказа, и другим отступить не позволю. Я, Витя, правде в глаза смотрю.

Но умереть в тот день ни Игорю Ларионову, ни Виктору Юдину не было суждено. Едва на фоне склонившегося к горизонту солнца показались цепи немецких пехотинцев и уже без опаски движущихся бронетранспортёров, как из-за посечённых пулями и осколками деревьев, растущих у станции, вынырнуло несколько «ишачков», под крыльями которых были прикреплены серебристые остроконечные контейнеры. Прямо над позициями полка они дали залп реактивными снарядами в сторону немцев.

Правду рассказывал тот раненый красноармеец: словно из пулемёта эрэсами сыпанули! И в боевых порядках наступающего противника земля вспухла множеством разрывов. «Ишачки» с набором высоты разошлись в стороны, и через полминуты сделали новый заход. А потом, когда у них закончились реактивные снаряды, ещё пару раз прошлись над полем боя, поливая уцелевших немцев из пушек и пулемётов. И вот их уже нет в небе. А там, куда сыпались реактивные снаряды, жарко пылают немецкие бронетранспортёры.

— Старшего лейтенанта Ларионова к комбату! — послышался откуда-то с тыла крик.

Глава 34

Боль начала возвращаться часа через полтора. Но лейтенант Кижеватов уже не беспокоился за свою рану. Её до того снова раскрыли, протёрли какой-то прозрачной совершенно не пахнущей жидкостью и прямо на расстеленной посреди леса плащ-палатке заштопали, заклеив сверху новыми кусками самоклеящейся ткани.

Санитар, которого все звали Док, увидев, как морщится Андрей, выщелкнул из целлулоидной пластинки две таблетки, покрытые совершенно безвкусной оболочкой, и велел выпить.

— Наркотика тебе хватит на сегодня, а это обезболит почти также.

Ещё через полчаса лагерь, в котором находилось всего человек пятнадцать «чёрных», свернули, и все двинулись сквозь лес на восток, в сторону аэродрома. Раненого Ушакова несли на себе только «чёрные», даже на вид выглядящие крупнее и сильнее пограничников Кижеватова. Но до аэродрома так и не дошли. Прямо на опушке полковник приказал сделать привал.

— Ждём вертушку.

Лейтенант слышал, что так железнодорожники называют небольшой служебный поезд или мотодрезину для доставки рабочих на обслуживаемый участок путей, но никаких железнодорожных путей тут отродясь не было.