Его сладкая девочка - Ольга Дашкова

— Рома?

— Да, моя милая алкашка.

— Ну, я не такая.

— Конечно, не такая.

— Ты говорил, что любишь меня.

— Тебе показалось.

— Показалось?

Смотрю в его карие глаза, а у самой наворачиваюсь слезы. Так больно и обидно становится.

— Не показалось, конечно, люблю, Орешкина.

А вот теперь боль сменяется невероятным счастьем, тянусь к его губам, но меня останавливают.

— Прости, Орешкина, но от тебя так несет перегаром. Как от Ржевского после ночи попойки.

Этот гад смеется.

— Противный.

— А вчера говорила, что любишь. Давай шевели булочками, так и быть, вечером похмелю тебя. Но только один бокал вина, больше не проси. Нам еще детей рожать.

Детей? Я прямо сейчас точно не могу рожать.

Орешкина

Целый день была как на иголках. Голова трещала по швам, в желудке ничего кроме кофе. Как назло, работники компании активизировались и решили сделать все дела именно в пятницу. Завалили письмами и отчетами, а суровый руководитель почти весь день не вылезал от юристов и не обращал на меня внимание.

Оно и к лучшему, потому что мозг у меня кипел. А еще я именно сегодня ждала визита людей по поводу предложения о возможности покупки компании Вершинина. Ну не приедет же сам папа? Или приедет? Если да, то это будет мое полное фиаско.

Так, хорошо, думай, Даша, думай. Но думать не дали.

— Даха, как дела? — сестрица была слишком бодрая, чем меня и бесила.

— Не очень.

— А что так?

— Долго рассказывать. Ты узнала, что у папы за новая пассия? Почему вообще Анжелика так плохо старается и не держит его около своих сисек?

— Ты ведь не особо ее любишь, откуда возникло теплое чувство?

— Пусть уж Анжелика будет рядом с ним, я к ней привыкла, а не абы кто. Ну, так ты узнала?

— У кого бы я узнала? У экономки спросить? Кстати, Прохоров вернулся. Странно, и чего ему не каталось по волнам в Майами?

— Как вернулся?

— Ногами.

— А ты что?

— А что я? Твой жених, ты и разгребай с ним его дерьмо цвета радуги.

— Маша, ты такая язва.

— Папа любит.

— Что Прохоров?

— Звонил, спрашивал, где ты?

— А ты что?

— А что я? Даже я не знаю, где ты. Ничего не рассказываешь, встречаешься с мужчиной, работаешь у него секретаршей. Зачем рассказывать родной сестре о своей, такой увлекательной жизни?

Машка права, совсем в последнее время мало общаемся.

Посмотрела на часы: всего три пополудни, а такое чувство, что я пашу уже сутки. Вздрогнула, когда зазвонил рабочий телефон. Смотрю на него, как на что-то инородное, и не хочу отвечать.

— Даха? Ты там? Что за звон?

— Телефон.

— А, точно, ты же секретарша теперь у нас. Как твой шеф? Молодой и сексуальный, я надеюсь? Представляю, как папа будет зол.

— Да, — отвечаю по инерции, гипнотизирую аппарат, но он все не замолкает.

— Я перезвоню.

Отключаюсь, рабочий телефон замолкает тоже, а у меня ладони мокрые, а пальцы холодные.

— Даша, зайди, пожалуйста.

Рома так резко врывается в приемную, не закрывая дверь в свой кабинет, широкими шагами проходит к столу, начинает искать какие-то бумаги. Иду следом, сама не понимая, что со мной происходит, наверное, похмелье.

— Надо найти документы за последние три года, там должны быть папки в шкафу с датами на корешках. Найди, пожалуйста, акты вот по этому списку.

Рома протягивает листок бумаги, а я слышу шум из приемной и краем глаза замечаю в ней движения людей. А еще голос отца, короткие фразы и приказной тон.

Ну все, мне капец.

Спина покрывается холодным потом, желудок крутит. Я не представляю, как он отреагирует, увидев здесь свою старшую дочь. Понимаю, что у меня есть всего несколько секунд, сжимаю лист со списком, что дал Рома, в кулаке, начинаю метаться, осматривая кабинет.

— Что случилось? Даша?

Ничего не придумав лучше, лезу под стол, сердце колотится как бешеное, в голове пульсирует, у меня, кажется, давление, а еще инфаркт.

— Даша?

— Добрый день, Роман Александрович. Я Сафронов Павел Георгиевич, группа компаний «Монолит», а это главный акционер Дымов Владимир Сергеевич.

Все, мне не капец. Мне пиздец.

— Мы звонили, но в приемной никто не ответил. Там и сейчас никого нет. Можем поговорить?

Не могу видеть участников беседы, но представляю отца, как он собран и внушает своим видом оторопь. Вершинин молчит и не садится за стол, чувствую его взгляд, а мне даже страшно смотреть на него.

— Не скажу, что рад вас видеть, господа.

— Отчего же?

— Потому что я вас не приглашал и в продаже своей компании не заинтересован.

— Роман Александрович, вы просто не знаете всех условий и не улавливаете своей выгоды.

— Будем торговаться как на базаре?

Сафронов говорит витиевато, Рома отвечает агрессивно и однозначно, папа молчит, а это плохо, очень плохо.

— Зря вы так.

— А вы зря пришли.

— Роман Александрович, вы, должно быть, не совсем понимаете весь масштаб событий, которые последуют за вашим отказом. Вас просто задавит более крупная компания, которая предложит меньшую цену, вы не выиграете ни одного тендера. Условия рынка не позволят вам не то что развиваться, а просто удерживаться на плаву.

Вижу из-под стола, как Рома сжимает кулаки, отчего на кистях вздуваются вены, прикусываю пальцы, чтоб не зареветь самой от отчаянья. Отец на самом деле утопит его, раздавит. Вершинин не первый и не последний, кого пожирают более крупные конкуренты, решившие стать главными на этом рынке.

— Роман Александрович, мы бы хотели…

Но тут я слышу голос отца — тихий, но от него закладывает уши.

— Павел Георгиевич, позволь мне. Я очень редко приезжаю сам, но так уж вышло, что я именно сейчас и именно в этом городе.

— Какая великая честь для моей скромной персоны.

А вот это, Рома, ты зря.

— Не юродствуй, совсем не время для этого. Мы сожрем твою компанию, это всего лишь вопрос времени. Когда и как мы это сделаем — тоже решим мы сами. Но чем больше ты сопротивляешься, тем будет больнее. Вы как-то побарахтаетесь еще в течение нескольких ближайших месяцев — за счет старых контрактов и проектов. Ты ведь понимаешь, учился хорошо не зря.