Ангелы приходят всегда - инок Всеволод (Филипьев)

Осмотрев себя в зеркало, инок остался доволен новым обликом, но в то же время подумал: «Когда опять подрясник надену? Надоел этот маскарад!»

Дальше для Лазаря все сложилось более-менее удачно: воспользовавшись телефоном-автоматом, он быстро дозвонился до Музыканта, с надеждой, что тот поможет где-то отсидеться. Музыкант обрадовался неожиданному звонку, так как через час начинался его сольный концерт, на который он тут же пригласил Лазаря. Инок предпочитал бы поменьше появляться на людях, но деваться было некуда; записал адрес клуба, поймал такси и поехал.

Минут через сорок Лазарь подъехал к клубу «Тип-топ». Здесь собирались в основном выходцы из бывшего СССР. Хозяева клуба – русские бакинцы славились гостеприимством и часто предоставляли площадку малоизвестным исполнителям, наподобие Музыканта. Когда инок входил внутрь, за ним с разных сторон улицы наблюдали двое. Они не были похожи на агентов спецслужб. В их облике угадывалось что-то общее и одновременно противоположное, словно на шахматном поле сошлись две фигуры одинакового достоинства, но разного цвета – черная и белая.

В полумраке клуба Лазарь различил своего знакомого, настраивавшего гитару, и подошел к нему.

– Привет, – тихо сказал инок.

Музыкант какое-то время вглядывался в черты лица поприветствовавшего его человека:

– Лазарь?

– Он самый.

– Тебя не узнать! Чего так преобразился?

– Одолела охота к перемене мест… И к перемене внешности, – вяло пошутил Лазарь.

– Не ожидал, что ты позвонишь сегодня. Рад! Спасибо, что пришел.

– Я тоже рад. Спасибо, что пригласил. Интересно послушать… Можно с тобой после концерта поговорить?

– Поговорим, нет проблем. Ты не скучай, вот садись, знакомься, – Музыкант указал рукой на ближайший столик, за которым сидела темноволосая девушка, потягивавшая из трубочки коктейль. – Это Синильга или кратко Иля. А это, – он обратился к девушке, – Лазарь. Остальное сами друг другу расскажите, если захотите, – улыбнулся он.

Лазарь напрягся, потому что знакомство с девушками в его планы не входило, а здесь, видимо, предстояло еще и продолжительное общение. Однако деться было некуда, и он с вымученной улыбкой на лице послушно сел за столик.

Синильга, напротив, обрадовалась новому знакомому. Ей было одиноко: Музыкант готовился к выступлению, а больше она в этом клубе никого не знала. К тому же Музыкант рассказал ей о звонке и предстоящем появлении Лазаря, и ей не терпелось узнать, что представляет собой этот необычный человек.

До начала концерта оставалось около десяти минут. Клуб постепенно наполнялся людьми, одетыми по нью-йоркской моде, но несущими на себе неуловимую печать российского прошлого. Кто-то, встречая знакомых, заводил оживленный разговор, кто-то заказывал напитки у стойки бара, кто-то занимал место за столиками, и все с интересом и ожиданием обращали взоры в сторону невысокой круглой сцены в центре бара, где Музыкант настраивал инструмент.

К Лазарю подошел смуглый официант и предложил меню. Он говорил по-русски с приятным южным акцентом. День клонился к вечеру, и Лазарь был порядочно голоден, потому охотно заказал себе суп, спагетти с креветками и кофе. По ходу дела он ближе рассмотрел соседку по столику, невольно отметив ее красоту. Бросилось в глаза странное сочетание стильного браслета на одной руке и скромных монашеских четок на другой.

– Носишь четки? – спросил Лазарь и уточнил: – Ничего, что на «ты»?

– Ничего, – приветливо улыбнулась Синильга. – Да, ношу.

– А ты постоянно в Штатах живешь или еще и в России?

– Здесь живу.

– В России давно последний раз была?

– Давно. А ты?

– Я год в России не был.

– Музыкант говорил, что ты путешествуешь. Да?

Лазарь не успел ответить на вопрос, потому что официант подал еду.

– Ну, не буду отвлекать, – сказала Синильга.

– Ты не отвлекаешь. Да, я, можно сказать, путешествую.

– А ты какую музыку любишь? – поинтересовалась девушка.

– Честно говоря, я не музыкальный человек. В последнее время вообще ничего не слушаю. А так, разную люблю, – ответил Лазарь, медленно подвигая к себе тарелку, дабы не показать, что он голоден. – А ты что слушаешь?

– Я люблю бардовскую песню, в ней искренность. Кстати, и в попсе тоже иногда встречаются душевные вещи, но редко. Арт-рок люблю. Еще люблю средневековую музыку, там нет излишней пышности эпохи Возрождения. Духовное пение тоже люблю… Монастырское.

– Ого! – не скрыл удивления Лазарь. – Четки, монастырское пение – неожиданно услышать такое в Америке от современной девушки.

– Это комплимент или упрек? – улыбаясь, спросила Синильга.

– Ни то, ни другое, – улыбнулся в ответ Лазарь, – это просто здорово.

– Вот как? Спасибо.

Теперь пришла очередь удивиться Синильге: Лазарь достал из кармана свои четки и молча показал девушке. Это послужило своего рода паролем в их диалоге, общение приняло более родственный характер.

Вскоре Музыкант начал концерт словами:

– Спасибо, что пришли, друзья. Приятно видеть знакомые лица. А тех, кто первый раз пришел меня послушать, рад приветствовать. Надеюсь, эта встреча будет не последней. Для тех, кто не знает, – меня зовут Воля, имя такое дали родители, – немного смущенно улыбнулся он. – Друзья зовут меня Музыкант. Есть у меня еще третье имя, полученное в крещении, но это – для общения с Богом… Родился и вырос в России, приличное количество лет живу в Америке. С детства играю на разных инструментах, с той же приятной поры пишу стихи. Пою о том, что для меня важно, – о жизни, о любви, о душе. И еще, я думаю, что те, кому нравится то, что я делаю, те, кто меня любят, – любят лучшее, светлое, то, что есть в каждом из нас, а те, кто ненавидят, – ненавидят черное, греховное, что во мне тоже, увы, есть. И тех, и других можно понять, все они по-своему правы. А вообще это такое счастье и спасение от горя – дар творить. Когда творишь, понимаешь, что Небо близко, и сразу легче на душе. И познаешь, что вся нелюбовь людей – ничто в сравнении с любовью Неба, и что вовсе нет ее, этой человеческой нелюбви… Не буду много говорить, а лучше сыграю. Первая песня называется «Твои глаза».

Музыкант сел на стул, подвинул ближе микрофон, взял гитару и заиграл. Гитарные переборы заструились и зажурчали, как лесной ручей.

Такие хрупкие, такие нежные