Аверс - Широков

презерватива, достал из кармана штанов и прикусил зубами, чтобы не потерять нужную и мелкую вещицу. Распечатал квадратик, раскатал презерватив по члену. У нее так запросто навряд ли получиться, неожиданно Нике захотелось научиться. Двинулся на нее, сам раздвинул ей ноги, ей так и мечталось, чтобы сам, словно она может возражать и ему приходится подавлять сопротивление. По-хозяйски придвинул ее к краю кровати.

Она мокрая внутри, пульсирующая, ждущая. Сначала он прикоснулся к ней пальцами, убеждаясь, направил себя и толкнулся, вторгаясь глубоко, моментально отстраняясь и нанося еще один удар. Ника закричала и выгнулась ему навстречу, открывая ягодицы от постели. Опираясь на верх спины и лопатки. Животная часть натуры знала способы заранее, она не размышляла, не планировала, ноги сами обвились вокруг его бедер, оплетая его, не позволяя отступать слишком далеко. Терновскому приятен своеобразный плен, он бы ни за что не начал вырываться. Его красавица под ним. Его влекла вздрагивающая и покачивающаяся от толчков грудь девушки, одновременно он рук не мог оторвать от ее бедер, насаживая на себя жестко, вырывая у нее громкие покорные и призывающие крики. Оставалось жадно жрать ее грудь и соски глазами. Оргазм накрыл их одновременно. С каждым днем Ника справлялась лучше, ее прирученное, настроенное на Льва либидо откликалось и реагировало идеально. Кончая, Лев тоже вскрикнул и замер, войдя до основания, удерживая пиковый момент единения на подольше. Уже позже установил руки по обеим сторонам от ее головы, опустился на локти и начал целовать грудь, надолго присасываясь к коже, дорвался. Ника осторожно запустила пальцы в его жесткие темные волосы, гладила, поощряла, одновременно постанывая и слегка выгибаясь под его губами, он наставит недолговечных синяков — засосов и она не возражала.

Они купались вместе, продолжая трогать друг друга, не могли оторваться. Ника притормозила возле раковины и зеркала, смывая остатки макияжа с лица специальным средством и одновременно разглядывая свое отражение. Каждый человек легко бы понял, чем она занималась, что с ней сделали. У нее неподражаемый взъерошено-расхристанный вид хорошенько оттраханной развратницы. Странно, но ей не было стыдно. Между ней и Львом не происходило ничего, чего бы следовало стыдиться, странное, новое ощущение. Их постель никого не касается, но, если бы остальные достоверно и сценарно узнали, что они вытворяют, этим любопытным оставалось ей скорее позавидовать, чем выказать жалость к ней. Жаль ненадолго. Ника смирилась и собиралась получить свой выданный на краткое время приз по полной.

Девушка шагнула на шероховатое покрытие душевой. Сначала у него или у нее в руках вроде бы была покрытая пеной мочалка, она исчезла, потерялась, выпала из рук. Дальше лили гель прямо на ладони и водили по коже, изведя не меньше полбутылки. На поддоне средство пенилось, скоро пена покрыла щиколотки и только тогда они принялись смывать мыло водой, продолжая заботиться больше о партнёре, забывая о себе.

— Я люблю тебя, — сказала Ника, утыкаясь губами ему в пространство между ключицами и целуя, не оставляя никакого следа. — Люблю, ты мой самый дорогой человек.

— Моя, — отвечал, как мог Лев, обнимая, путаясь пальцами в мокрых волосах. — Милая, сладкая девочка.

Она не ожидала от него ответных признаний, ей было важно принести свои, не скрывать от него свою полную капитуляцию.

Глава 15. Соломенное чучело

Каждая цивилизация воспитывает себе достойных приемников и продолжателей. Каждый день, минуту, секунду, без устали, не останавливаясь. Через коллективные оценки поступков, общественное мнение, книги, телевизор, сеть. Разжевывает самые простые мысли, втирает в кожу, отпечатывает на сетчатке. Сначала не задумываешься, учишься получать знания и навыки от старших из рук в руки. Можно ходить на двух ногах, есть ложкой, не хватать еду руками, не ронять ее на пол, не размазывать по себе и окружающим, делать дела на горшок. Писать стоя, ты ведь не девка. Не плакать. Не жаловаться. Бросаться в драку без раздумий. Не ныть. Не переспрашивать. Не наматывать розовые сопли на кулак.

В определенном возрасте хочется соответствовать, но критериев слишком много, под все не попасть, надорвешься. Хотя бы часть, хотя бы десять из двадцати, или двадцать из пятидесяти. Мужчины сильные, смелые, при деньгах. Они затыкают всех вокруг, слушают только себя. Пьют и не пьянеют. Курят и в любой момент могут бросить. Не употребляют наркотики. Занимаются спортом. Работают по четырнадцать часов, как роботы. Женятся на девственницах. Рожают только сыновей. Едят мясо. Нет, они вегетарианцы. Нет, все же едят, на орехах и траве хуже стоит, а стоять должно крепко и регулярно. Постепенно приходишь к мысли, что нужно выбирать, разом не потянуть. Человек — это взрослый мужчина, он относится к другому, высшему виду, чем женщины, дети, старики и пидарасы.

Мужчина — подобие бога.

Воплощенное божество.

Венец творенья.

Но приходится идти на компромисс. Вольно или не вольно, в итоге приходишь к мысли, что настоящее содержание может значительно отличаться от выдаваемой вокруг картинки. Грустно, только все так живут. Мир поганое, грязное, несовершенное место и нет в нем справедливости даже для богов.

К тридцати Аркадий справлялся с каждодневной ролью без особых проблем. Отличный семьянин, жена — красавица, двое ребятишек, пацаны, конечно. У него не возникало сомнений какого пола будут его дети, так и вышло. Карьера прет, ипотека почти выплачена. Родители помогают с обеих сторон. В семье две машины, довольно приличные по нынешним меркам. Два раза в год на море. Аркадий выдерживал без сбоев, текст не забывал, ему удалось обмануть старшего ребенка и племянников, младший получился чуток бракованный и не достигнув годовалого возраста уже бросал на него недоверчивые взгляды. Жена — дура, опаздывала в развитии и полностью поглощена своей сказкой для девочек дошкольного возраста. Возникающие за сценой семейной жизни шероховатости списывала на усталость и переносила, как настоящая мудрая женщина, то есть молчала, в основном. Про странные командировки Аркадия на несколько дней, раз в пару месяцев, чаще гораздо реже, они никогда не говорили. Жена собирала его, заботилась об одежде и смене белья, целовала в щеку на прощанье. Такими они и должны быть, мягкими и понимающими, не выносить мозг, знать свое место.

Нику Аркадий чистосердечно ненавидел. Не сразу после встречи, начал постепенно. Он редко пытался проанализировать свои чувства и поступки. Начиная рассуждать, приходил к выводу, что она не так плоха, как ему порой хотелось. Обычная заблудшая, шлюховатая овца, почему-то не пытающаяся встать на правильный путь. У нее бы не получилось, но каждый старается, пусть совсем убогие, карабкаются вверх, на гору, над которой сияет солнце. Она