Салюты на той стороне - Александра Шалашова

кулаках. Почему боли? А это память такая, я ведь раньше кольца носил.

Только Сене и рассказывал, никто бы не понял больше, никто, ни один пацан из части, но не потому, что я не такой, ну, вы понимаете, какой. Просто мне нравились кольца, сам покупал, а один раз даже сам переделал женское серебряное – растянул под размер пальца. О женском кольце даже Сеня не знал, все-таки слишком.

• •

А Цыпа с огромными дикими глазами прибегает – хей, пацаны, там они. Ну точно такие, как представляли, – огромные, с изуродованными мордами, будто раскрашенными белым, с такими, как у Фредди Крюгера, помните такого? Сука, ну прямо Крюгер. Выходим, все, выходим, бежим, сейчас они здесь будут!

– Ладно, не гони, Цыпа, ты что, у мамки по видику ужастиков насмотрелся? Крюгер, бля. Раз, два – Фредди заберет тебя? Да?

– Заткнись, какой Фредди? Я серьезно, я… я… я… – и он захлебывается, не может замереть, мечется.

Но Цыпа, несмотря на всю его панику, на вопли, нам все-таки никто. Он такой же, как мы, поэтому все переглядываются, конечно, но не несутся, особо не вскакивают.

Цыпа, ха. Он и раньше такое орал, выходили, смотрели, но нам не приказывали строиться, пе-ре-дис-ло-ци-ро-вать-ся (вот как бы Сеня слово написал?), поэтому возвращались в казарму, а уже подмораживает – матерились на Цыпу: холода напустили, задницы отморозим.

Но сегодня иначе.

Наш командир отделения с нижней шконки встает, зашнуровывает берцы. Вообще-то нельзя днем лежать, но он иногда сквозь пальцы смотрит, потому что сам читает, думает, что и мы. У него «Антология символизма» в руках, в ней закладки, закладки, а страницы, если приглядеться, все в карандашных пометках. И что там можно помечать такое интересное-преинтересное, когда просто слова, красивые обычные строчки про весну, всякую такую природу дебильную, разводы в лужах, листики.

Летит на пол «Антология символизма», закладка выпадает, будет лежать в грязи, значит, пока мы не вернемся.

Не вернемся?

Все летит. Кто-то заглядывает в помещение казармы, вижу лицо – знакомое, раскрасневшееся.

Прапор прилетел – ага, серьезное дело.

Надо вставать.

Отчего-то ноги далекие-далекие, слабые.

– Тревога, – орет прапорщик, – ну! Не тупи, Серый!

Наш командир отделения что-то говорит, продолжая зашнуровывать берцы, мы не слышим, я не слышу. Цыпа заводит и привязывает рыжую кудлатую собачку. Увяжется, отвечает на мой быстрый удивленный взгляд, надо, чтобы не с нами.

– К выходу по боевой тревоге готовы, – беззвучно говорит Серый, но потому только, что я знаю, что он должен сказать.

Все еще не слышу.

Мы выбегаем.

В ногах теперь сила.

Сейчас нам объявляют район сосредоточения, да, кажется, должно быть так. Сейчас дадут оружие. Мы тренировались, мы знаем как.

Выходим и строимся на маленькой площадке перед казармами, нас слишком много, кто-то не рассчитал, но так вышло, что только эти помещения остались, а кто-то, говорят, разместился в кинотеатрах, школах, крытых торговых центрах. Так и представляю себе – кругом манекены, сумочки эти, ну с перьями и золотыми замочками, а тут ты идешь мыться, за едой, не знаю, в туалет. Стекла еще, в которых отражаешься, наверное, они бы выбили почти сразу, чтобы не отражаться.

(Отражаются ли? Смешно, глупо.)

Мы успеваем выйти на Первомайский проспект, а там начинается – и я отчего-то глупо боюсь, что ранят в живот: читал, что такие раны хуже всего. Да что ты читал, дурной, звучит в голове, это санинструктор говорил, описывал, как будут лечить, вернее – как не будут. Нет такого хирурга больше, чтобы зашить живот: так и оставят, лежащего, истекающего – совершенно, ну, совершенно без нутра.

Вот и подвело нутро, все внутри заболело. И не скажешь – погодите, я в сортир сбегаю. Никуда ты уже не сбегаешь, стой, беги, терпи. Я терплю, потом даже и отпустило, когда побежал, точно тело забыло себя.

И только на Первомайском проспекте, до которого добежали, который навсегда привычный облик утратил, а ведь я хорошо помнил его высокие пыльные липы, его растрескавшийся асфальт, огромные бесформенные тени, ложащиеся на клумбы в послеполуденный час, – мы впервые видим их.

Февраль – июнь 2022 года

Рекомендуем книги по теме

Сато

Рагим Джафаров

Холодные глаза

Ислам Ханипаев

Отец смотрит на запад

Екатерина Манойло

Полка: О главных книгах русской литературы (тома I, II)

Коллектив авторов