Птица не упадет - Уилбур Смит

Марк перевернул тушу и принялся разглядывать заднюю ногу. Проволочная ловушка почти перерезала ее, рассекла сухожилия и плоть и столкнулась с костью, когда животное вырывалось из западни.

Под разрезом плоть загнила, от нее исходил тошнотворный запах, привлекавший целые полчища черных мух.

Марк сделал мелкий надрез, чтобы не задеть кишки. Брюхо раскрылось, как сумка. Ловкими движениями хирурга он вырезал анус и вагину, одним движением извлек мочевой пузырь, кишечник и желудок. Вырезал из массы внутренностей пурпурную печень, отрезал и бросил в сторону желчный пузырь. Зажаренная на огне печень — настоящее лакомство. Он отрезал прогнившую зловонную заднюю ногу, потом тщательно, досуха вытер травой брюшную полость и вырезал полоски кожи на шее.

Прихватив тушу за эти полоски, Марк поднял ее и оттащил в лагерь. Теперь, когда он срежет мясо, засолит его и высушит, ему хватит на весь срок. Полоски мяса он повесил на ветки фигового дерева, повыше, чтобы уберечь от стервятников, которые днем, в его отсутствие, обязательно навестят лагерь. И только когда закончил работу и сидел с чашкой, от которой валил пар, в руках, он подумал о проволоке, искалечившей самку импалы.

Он почувствовал гнев на того, кто поставил эту ловушку, а потом подумал: зачем сердиться на одного этого человека, когда ему десятки раз встречались старые заброшенные лагеря белых охотников? И всегда там же валялись кости и груды старых, изъеденных червями рогов.

Тот, кто поставил западню, очевидно, чернокожий, и ему больше необходимо охотиться, чем тем, кто приходит, чтобы высушить и продать мясо.

Думая об этом, Марк почувствовал, что впадает в уныние. Даже за те короткие несколько лет, которые прошли с тех пор, как он впервые побывал в этих диких местах, дичи заметно поубавилось. Скоро ее совсем не станет, говорил старик. Грядет великая пустота. Марк сидел у костра, глубоко опечаленный неизбежным. Ни одно животное не может соперничать с человеком, и он снова вспомнил старика. «Одни говорят — лев, другие — леопард. Но поверь мне, мой мальчик, когда человек смотрит в зеркало, он видит самого опасного и безжалостного убийцу на всей земле».

* * *

Арена напоминала углубленный в землю резервуар для воды. Пятьдесят футов в диаметре и десять в глубину, абсолютно круглая, дно покрыто ровным цементом.

Круглые стены выбелены до сверкающей чистоты, дно посыпано аккуратно разровненным чистым речным песком.

Вокруг высажены сосны, закрывающие резервуар. Весь участок окружает ограда из колючей проволоки. Этим вечером у входа дежурят два охранника, неразговорчивые люди, проверяющие гостей, которых машины подвозят из большого дома.

Сорок восемь мужчин и женщин возбужденным, смеющимся потоком входили в ворота и шли по тропе между соснами туда, где уже была ярко освещена фонарями «Петромакс»[12]на столбах яма.

Гостей вел Дирк Кортни. На нем были черные габардиновые брюки для верховой езды и блестящие сапоги до колена, а белая рубашка, распахнутая почти до пупа, обнажала твердые мышцы и черные вьющиеся волосы на груди. Рукава рубашки закрывали руки до самых запястий. Из одного угла рта в другой Дирк перекатывал черную сигару, не притрагиваясь к ней, потому что обнимал за талию двух женщин, молодых женщин с дерзкими глазами и накрашенными ртами.

Собаки услышали их приближение и залаяли, бросаясь на решетку своих клеток, в истерике от возбуждения, пытаясь через прутья добраться друг до друга, рыча и истекая слюной, а псари криками старались утихомирить их.

Зрители, окружив круглый парапет ямы, перевешивались через него. Безжалостный свет ламп «Петромакс» обнажал все эмоции, все мрачные признаки жажды крови и садистского предвкушения, отчего на лицах женщин появлялась лихорадочная краска, в глазах мужчин — алчный блеск, смех звучал пронзительно, а жесты делались размашистыми и широкими.

Во время первых предварительных схваток маленькая темноволосая девушка рядом с Дирком вскрикивала и дергалась, прижимая ко рту кулаки, радостно стонала и ахала в упоении ужаса. Один раз она отвернулась и зарылась лицом в грудь Дирка, прижалась к нему всем дрожащим телом. Дирк рассмеялся и обнял ее за талию. Во время убийства девушка закричала вместе со всеми и прогнула спину; Дирк поднял ее — она всхлипывала, задыхаясь, — и отнес к столику с закусками; там стояли серебряные ведерки с шампанским и лежали груды сэндвичей из темного хлеба с копченым лососем.

Чарлз прошел туда, где, держа на коленях девушку, сидел Дирк; окруженный толпой прихлебателей в дорогих костюмах, радостных и смеющихся, он поил ее шампанским из хрустального бокала. Все, сгорая от нетерпения, ждали заключительного боя, в котором должны были встретиться собака Дирка Чака и пес Чарлза Кайзер.

— У меня дурное предчувствие, Дирк, — сказал Чарлз. — Мне сообщили, что ваша собака похудела на десять фунтов.

— Этой вашей дворняжке, Чарлз, понадобится каждый фунт веса, так что приберегите свои опасения на будущее: они определенно будут нелишними.

Неожиданно девушка наскучила Дирку, и он небрежно столкнул ее с колен, так что она едва не упала. Расстроенная, она поправила платье, надула губки и, поняв, что Дирк уже забыл о ней, ушла.

— Сюда. — Дирк показал на стул рядом с собой. — Садитесь, Чарлз, старина, и поговорим о ваших проблемах.

Вокруг собрались зрители, все внимательно слушали Дирка и подобострастно смеялись каждой его шутке.

— Моя проблема в том, что я хотел бы сделать небольшую ставку на этот бой, но мне кажется неспортивным ставить против такой легкой собаки, как ваша.

Чарлз улыбнулся и шелковым носовым платком вытер мокрое лицо; этим летним вечером он сильно потел от шампанского, возбуждения и жары.

— Мы все знаем, что вы зарабатываете, делая ставки только на верный выигрыш. — Чарлз был крупным брокером в Витватерсранде. — Выражение столь благородных чувств делает вам честь.

Дирк со снисходительной улыбкой потрепал Чарлза по плечу концом хлыста, и улыбка Чарлза стала волчьей.

— Значит, вы пойдете мне навстречу? — спросил он, кивая и подмигивая собственным прихлебателям в толпе. — Равные ставки?

— Конечно, любые.

— Моя собака Кайзер против вашего Чаки, бой до смерти. Равные ставки, сумма… — Чарлз помолчал и посмотрел на женщин, приглаживая небольшие седеющие усики и оттягивая момент. — Тысяча фунтов золотом.

В толпе заахали, послышались восклицания, кое-кто зааплодировал.

— Нет! Нет! — Дирк Кортни протестующе поднял руки. — Не тысяча!

Слушатели заохали, клака Дирка была шокирована. Так уронить свой престиж!

— Что, — спросил Чарлз, — кишка тонка? Тогда назовите свою ставку, старина.

— М-м… давайте играть серьезно. Скажем, десять тысяч золотом.