Одинокий фонарь - Екатерина Смолина

Юрка несмело накрыл своею ладонью мою на лавке, чуть сжал, оглаживая большим пальцем. И от этого его по-настоящему нежного и потому редкого жеста стало невыносимо больно. Секунды молчания складывались в виноватый неслышный монолог, где мужской вздох стал последней точкой.

– Мало любил, если спрашиваешь. Я ведь гад, сволочь и наш брак – ошибка… Так ты думала обо мне все эти годы, ожидая с работы?.. Да так, так… – Он грустно ухмыльнулся одним уголком рта, склонив голову, а затем серьезно посмотрел в глаза – Знаешь, Катюш, если бы можно было открутить время назад… Я бы хотел начать все сначала. Без вечного вранья, потуг быть лучше, чем я есть. Ты же классная была, я с тобой был счастлив тогда, в самом начале.

А я только сейчас осознала, что невольно ловлю каждое его слово и замираю, когда он рассматривает так, словно откровенно любуется мной. Любуется и злится. Вот только меня давно мучил вопрос, – чем же я была хуже других?

– Была? И что же случилось?

– Не знаю… – задумался. – Как-то все однообразно стало. Скучно… Куда-то пропала твоя яркая искра. Знаешь, ты не обижайся, но раз уж спросила… Я ведь женился на красивой задорной девчонке, а жил… с уставшей от жизни… женщиной.

Падают, падают осенние листья, вычерчивая на асфальте невидимые знаки. Осень – всегда время тоски и перемен. Я спрятала согретую чужим теплом ладонь, сложив руки на груди. Вот только Юрка странно посмотрел на меня. Удивленно.

– Обиделась? Я же не хотел, зай… Прости. Зря сказал.

Я пропустила момент, когда Юркина рука оказалась у меня за спиной. Хотела встать, оттолкнуть – так было надо, так правильно!..

– Ты такая красивая стала, Катюш… – прошептал хрипло, склонившись. – Я умираю от желания прикоснуться к тебе снова, вдохнуть твой запах… А ты такая гордая и независимая, такая неприступная…

Между нашими лицами оставались считаные сантиметры. Я видела каждую родную черточку, вспоминала вкус его губ и каким нежным и страстным он может быть…

– Любимая… – огладил свободной рукой мое лицо. – Желанная моя…

Он замер в последний момент, поймав мой равнодушный взгляд.

– А знаешь, Юр… Если бы мне выпал шанс начать с тобой все с начала, я бы не изменила ни минуты. Так что… Спасибо, что ты был откровенен со мной. Спасибо, что не любил.

Спокойно встав без какого-либо сопротивления, я закинула спортивную сумку на плечо. Прошлого изменить нельзя, да и в самом деле – надо ли? Здесь и сейчас я совершила, наверное, самый важный шаг за последнее время: приняла этого человека таким, какой он есть. Он никогда не станет лучше или хуже. Юрка навсегда останется моим мужем, но теперь уже бывшим. И даже немного жаль его…

Ведь я смогла измениться и приобрести полезный жизненный опыт. Но смог ли он?..

Я шагала к подъезду, щурясь осеннему солнцу и людям. А перед глазами все еще было красивое мужское лицо, с неожиданными морщинками, которых я раньше не замечала. Тени вокруг выразительных глаз сильно старили Юрку. А на висках… Время не щадит никого. И ничто больше меня с этим человеком не связывает, – зарубцевался, загрубел последний шрам в душе. Неосознанно я коснулась кулона на шее, и, судорожно вздохнув, едва заметно улыбнулась, взглянув на бегущие по небу облака сквозь желто-зеленые кроны деревьев.

Горько-соленый вкус свободы оказался больше наполнен легкостью ветра.

Что может быть лучше растянутого теплого свитера, деревянной веранды и кружки какао с корицей и ванилью? Только то же самое, но с вкусным детективом! И я наслаждалась осенним днем в мягком старом кресле на террасе отчего дома, закинув ноги в шерстяных носках на кованный тяжеленный стул в изящных вензелях, которым очень гордился папа. Будучи в молодости единственным, а потому лучшим кузнецом в округе, он успел сделать многие вещи для дома. А потом здоровье кончилось, и начались папины серые будни вперемешку с артритом и воспоминаниями о былых деньках.

Терраса была остекленной, с широкими, вечно распахнутыми дверями, отчего пол у входа был усыпан подсохшей красной и желтой листвой с плодовых деревьев. Дамьен, вволю нагулявшись в первые же два дня по саду и разодрав соседской собаке морду за неуемное любопытство, теперь мирно посапывал на моих ногах.

– Кать, телефон звонит…

Мама вышла, вытирая руки полотенцем. Из дома тут же потянуло вкусной стряпней, а рот переполнился слюной.

– Я слышу, – отозвалась, перелистывая шуршащую страницу книги.

Над ухом послышался укоризненный вздох.

– Ответь, дочь… Волнуется ведь! Подумаешь, поругались, с кем не бывает?

– Он знает, где я. Захочет, приедет.

Конечно, я бы не была такой спокойной, если бы не знала, что эта размолвка – временна. Просто мне захотелось побыть с родными, сменить обстановку. Это не так уж и удивительно, если вспомнить, как часто мы стали ссориться по мелочам. Брошенные посреди комнаты носки, немытая чашка, вовремя не выгулянная собака… Что-то стало исчезать из наших отношений. Я честно говорила об этом не раз, но, кажется, так и не была услышана.

По жестяной крыше весело ударялись и отскакивали тяжелые капли все усиливающегося дождя. Но в пледе было тепло и уютно, а какао не успело остыть. Два дня назад я официально стала свободной от брачных обязательств, но не испытывала по этому поводу никаких эмоций. Гораздо больше мне нравилась мысль о том, что на квартиру нашелся покупатель и он уже внес предоплату. А значит, скоро и все остальное окажется поделенным поровну.

Похоже, мама забрала у меня и телефон, и кружку, чтобы не опрокинула, засыпая. На свежем воздухе за чертой огромного города и так отлично спится, а уж монотонному убаюкивающему перестуку дождя и вовсе не воспротивиться…

Мне снились чудесные цветные сны. Кто сказал, что такие снятся лишь сумасшедшим и детям, тот просто завидует. Монохромными мои сновидения были лишь несколько раз и свидетельствовали скорее о черной депрессии. Я летала в небе, обладая суперсилой, словно герой из голливудского блокбастера, соревновалась на мечах с лучшими самураями тысячелетия и даже почти победила! Оставалось лишь еще немного выстоять, еще немного приложить усилий, но мастер оказался сильнее меня и уверенно теснил выпадами к краю мира.

Вот только самурай, вместо того чтобы приложить меня как следует мечом напоследок, неожиданно нежно прижался губами к моим губам. Застонав, я отвернулась, сонно потирая глаза и недовольно косясь на вполне европейское лицо с пытливой полуулыбкой. Макс нависал надо мной, упершись руками в ручки кресла, и ничуть не смутился моей досады на лице.

– Мадам, вам вредничать не надоело?

– Я разве вредничаю? Всего лишь интригую!..