Одинокий фонарь - Екатерина Смолина

– Весь внимание, – хмыкнул добродушно. – Чем порадуете? Обед, порка, казнь?..

Сон как рукой сняло. Я удивленно распахнула глаза.

– Макс, ты каких там оттенков насмотрелся без меня?.. Какая порка?!

– Обыкновенная. С эротическим уклоном.

Ах, даже так?.. Теперь была моя очередь веселиться.

– Как будет угодно моему хозяину. Что предпочитаете: плетки, наручники, кляп?..

– «Извини» будет достаточно.

– Извините, хозяин, рабыня больше не будет подбирать носки по всему дому! Рабыня хочет, чтобы ее отшлепали!..

Изумление Макса росло все сильнее с каждым выкрикнутым словом, а под конец, когда я окончательно разозлилась, уже опасливо косился на двери.

– Может, – продолжила, – мне плетку принести и умолять на коленях выпороть…

Макс поймал мое лицо руками.

– Тихо ты! – рассмеялся, следом завладевая губами. – Твои нас услышат, не то подумают… – подсунул руки под спину и колени.

– А пусть думают! – завертелась в загребущем захвате. – Я требую сатисфакции плетками и… контрибуции!..

– Да понял я, понял… – раздраженно заворчал.

Макс наконец извлек меня из-под кота, книжки и пледа и немного покачал на весу, укоризненно глядя в глаза.

– Квартиру пропылесосил, посуду вымыл, мусор вынес. Но стирать и готовить не буду.

– Будешь.

Щуриться я тоже умею. И даже сопеть, прожигая взглядом, у меня получается куда эффектнее! Вот только Максу это не понравилось. Грустным и унылым стало его лицо, а мои ступни ощутили вес всего тела на холодном дощатом полу террасы. Дождь все упрямее колотил по крыше, стекая громким водопадом на землю. Максим сложил руки на груди и, присев на спинку дивана сбоку, молча наблюдал за буйством непогоды, а Дам, как истинный кот, тут же занял хозяйское нагретое кресло. Видимо, чтобы не остывало…

Устроившись на диване с поджатыми ногами, я ждала, что меня все-таки обнимут, но… Широкая мужская спина застыла передо мной красивой скульптурой, а дождь все лил и лил, словно небо прохудилось.

– Ты голодный? – тихо спросила, глядя на эффектный разворот плеч.

Я рефлекторно перетерла подушечками пальцев воспоминание о мягкой нагретой ткани его тонкого свитера. Это тающее в руках ощущение не хотелось отпускать. Выхваченный на несколько упоительных мгновений запах его тела взбудоражил воспоминания, и ссориться уже совсем не хотелось.

– Мама борщ готовит, я давно хотела тебя познакомить с родней. Знаешь, она отлично стряпает!..

Максим отрицательно покачал головой.

– Если мы сейчас не можем договориться о мелочах, то что будет дальше? – спросил, обернувшись и нахмуренно посмотрев на меня сверху вниз.

– Макс… – вздохнула, подползая к нему. – Я просто не хочу быть горничной, с которой ты спишь. Разве сложно поддерживать порядок в доме вместе? А если я заболею или уеду?

– Ты и уехала, – нахмурился обиженно. – Предательски бросила нас наедине с бутербродами и пельменями.

– Неправда! Там еще и курица была с рисом!..

– Она была маленькая и очень незаметная…

Выдержав снисходительную паузу, Макс мученически вздохнул, обнимая меня в ответ. Падать с ним на диван было страшно и неожиданно, а потому не обошлось без визга, – еще и щекотать начал прицельно по самым чувствительным местам!

– Макс!.. – пискнула, отбиваясь. – Ну Максим!..

– Вреднота моя, – прорычал, стискивая и укладывая на себя.

Пришлось усесться верхом и упереться в грудь разыгравшегося мучителя. Одно хорошо точно – он теплый. И так и тянет уткнуться носом в легкий нагретый свитер под ладонями… Но раз я «вреднота», то марку надо держать. Из вредности.

– Только не думай, что я тебя простила на этом, – пригрозила пальцем, стараясь сохранить максимально серьезное выражение лица.

– Кать, ну чего ты еще хочешь? – судя по кошачьей улыбке, Макс на мою серьезность не купился. – Не умею я готовить и не хочу, – этим женщина должна заниматься! Или желаешь в больницу с отравлением?

Я задумалась. Качнулась на нагретом месте. Повар из Макса и впрямь был плохой. Но в те моменты, когда приготовленные им подгорелые тосты в компании паштета и кофе попадали ранним утром на подносе в нашу постель… А там и джем клубничный, и перепачканные лица уже обоих, и затянувшийся романтический завтрак с клубничными поцелуями…

Видимо, воспоминания были настолько приятными, что я не заметила, как мечтательно разулыбалась, и очнулась только от прикосновения теплой ладони к щеке.

– Так соскучился по твоей улыбке, – ласково огладил мой подбородок и потянул за руки на себя. – Хочешь, я возьму пару дней к выходным и куда-нибудь съездим?

И до того уютно лежать с ним на тесном диванчике под шум дождя, впитывать всем телом его тепло и вкушать подзабытый за эти дни запах!.. Я неисправима. Невозможно прощать человека только за то, как притягательно он пахнет и за обещание побыть вместе. Это всего лишь химия. А со временем исчезает, к сожалению, и она.

– Хочу на выставку.

– Что за выставка?

– Тут, через пару дней… – не договорила я.

Мы обернулись и вскочили как по команде на звук падающей посуды и мамины крики. Грохот был таким, что мне стало жутко, и в кухню я влетала с перекошенным от ужаса лицом. Оказалось – не напрасно. Опрокинутая кастрюля с борщом трагично исторгала собственное содержимое на пол, где в этот момент находилась мама и держалась за руку, баюкая ее. Кухонный шкафчик, висящий набекрень с распахнутой дверцей и остатками посуды, осколки которой теперь покрывали пол, был виновником случившегося.

Макс, едва не поскользнувшись на смеси осколков и борща, поспешил на выручку маме, а я – выключать плиту и поддерживать подозрительно дернувшийся шкафчик. И только в этот момент я заметила быстро ретирующуюся со шкафа тень с распушенным черным хвостом.

– Дамьен!..

Моему возмущению не было предела. Оказалось, что кот давно выпрашивал у мамы сметану и никак не мог нарадоваться нескончаемым порциям. Но вот остатки кошечьего лакомства были припрятаны в холодильник, а кот отруган за жадность. После чего Дам исчез из кухни…

– Вот черт твой этот черномордый!.. – ругнулась в сердцах мама, усаживаясь на стул при поддержке Макса. – А я еще подумала – куда делся? Эх, борщ жалко…

– Какого… тут произошло? – матюгнулся папа.

Судя по виду, мы его разбудили. Взлохмаченная седая шевелюра замялась набок, а от пижамы на папе были только штаны. Объясняли наперебой, но папа сообразил гораздо быстрее. В результате Макс меня отослал помогать убирать погром, а они с отцом вдвоем ремонтировали и вешали шкафчик еще около часа. Учитывая древность кухонной мебели – неудивительно.