Шок от падения - Натан Файлер

Мама приехала в отделение на час раньше, сжимая в руках пакет с аккуратно сложенными черными брюками, свежей белой рубашкой и начищенными до блеска школьными ботинками. Она налила мне воды в ванну и добавила туда пены. Я почистил зубы и побрился в первый раз почти за месяц. Папа приехал после работы за несколько минут до начала. Мы обменялись нашим особым рукопожатием. Он сказал, что я выгляжу очень элегантно.

— Отлично, — сказал доктор Клемент, — давайте для начала я всех представлю.

Их было до фига. Мы обходили комнату, и каждый из них называл свое имя и должность.

Я никого не запомнил.

Когда медбрат-практикант пришел за мной, он объяснил, что собралось множество народу, и персонал Центра психического здоровья тоже пригласили. Он сказал, что это очень хорошо. Они помогут подготовить меня к выписке из больницы. Он попросил у меня разрешения остаться, потому что для него это может быть очень полезно с образовательной точки зрения. Я ответил, что его образование кажется мне очень важным, но забыл добавить в голос сарказма. Он поблагодарил, добавив, что мне не стоит волноваться из-за такого количества незнакомых людей, потому что я тут самый главный. Когда настал мой черед представить себя, я сказал:

— Мэтью Хомс, э-э, пациент.

Доктор Клеменс внимательно посмотрел на меня поверх очков и только потом позволил себе хмыкнуть.

— Хорошо. Мы здесь собрались, чтобы обсудить, где и как Мэтью будет проходить лечение дальше, и наметить кое-какие перспективы на будущее. А что ты сам думаешь, Мэтт?

Поскольку я тут был самый главный, все смотрели на меня. Трудно собраться с мыслями, когда к тебе обращено столько лиц.

— Если можно, я бы выпил чашку чая. У меня во рту пересохло.

Я начал подниматься, но доктор Клемент подал мне знак, чтобы я оставался на месте, он сам все сделает. При этом он посмотрел на медбрата-практиканта, ожидая, как мне показалось, что тот предложит свои услуги. Тот сразу вызвался, и мистер Клемент сказал:

— Спасибо, Тим, надеюсь, тебя не затруднит.

— Нет, нет, все нормально. Тебе сколько сахара, Мэтт?

— Три кусочка, пожалуйста.

Мама бросила на меня неодобрительный взгляд, и я сказал:

— Или два. В общем, неважно. Я и сам могу, если…

— Нет-нет, я сейчас.

Он выскочил из комнаты.

Стоящий в углу электрический вентилятор колыхал страницы моей истории болезни. Папа ерзал на стуле, кто-то боролся с зевотой, дама у окна проверила сообщения на мобильном, а потом уронила его в сумочку с цветочным рисунком.

На низеньком столе посередине комнаты стояла коробка салфеток и какое-то растение с обвисшими листьями в горшке. Рядом лежала груда листовок с описанием различных психических заболеваний. Вероятно, я слишком долго разглядывал все эти вещи и слишком долго о них думал.

— Продолжай, — сказал доктор Клемент. В его голосе слышалось легкое раздражение. — Своими словами.

— Может, подождем…

Он сидел, балансируя на задних ножках стула и держась руками за край стола. Ему не надо было надевать школьные ботинки, чтобы выглядеть презентабельно.

— Ничего страшного. Я уверен, Тим не обидится. Давайте начнем. Так что ты сам чувствуешь?

Когда я вернулся из «Оушн Коув», меня поместили в палату интенсивной терапии, сказав, что это для моей же пользы. Так мне будет спокойнее. В палате интенсивной терапии двери постоянно заперты, медсестры сидят за ударопрочным стеклом, а есть приходится пластиковыми ножами и вилками. Мне повысили дозу лекарств, и медсестры наблюдали за тем, как я их принимаю, а потом заставляли меня рассказывать им про мои сны, настроение, погоду и климат — и так до тех пор, пока не были уверены, что таблетки полностью рассосались. Наверное, примерно в это время кто-то впервые упомянул, что можно вместо таблеток делать уколы. Вероятно, они хотели меня морально подготовить, но это прозвучало скорее как угроза.

Большую часть времени я проводил в постели или курил за решеткой в бетонной клетке, всегда в присутствии медсестры. У меня было много времени на размышления, и когда я не думал о Саймоне, я чаще всего вспоминал Аннабель.

— Чай на фоне моря?

— Что?

— Я хочу пить. Можешь выпить вместе со мной. Я ведь могу тебе доверять?

Дождь уже не лил, а висел в воздухе мелкой пылью, отливая серебром в лунном свете. Не знаю, как долго я плакал, но теперь уже перестал. Я чувствовал себя опустошенным и странно спокойным. Аннабель по-прежнему стояла рядом со мной и внимательно на меня смотрела.

Она достала из сумки металлический термос с небольшой вмятиной около донышка. Немного повозившись, отвинтила крышку. Термос крякнул, и в холодный ночной воздух вырвалась струя пара. Это было довольно странно, или, скорее, недостаточно странно. Я из тех, кто придает много значения всякой ерунде, пытаясь во всем найти скрытый смысл. Вы, вероятно, это уже поняли. Я не нарочно, просто не могу удержаться. Мне во всем мерещатся символы. Волшебство. Тайные знаки. Но какой скрытый смысл может быть в термосе? В слегка помятом термосе с довольно туго открывающейся крышкой. На свете нет ничего более заурядного.

Это происходило на самом деле.

— А хочешь, вернемся обратно в кемпинг? Поешь теплого супа. Высушим твою одежду. Ты совсем промок.

— Э-э…

— Но тогда придется познакомить тебя с моим отцом. Он, наверное, станет спрашивать, что ты делал рядом с вагончиками. Не то чтобы это было важно, но он обязательно спросит. Вообще-то, ты вторгся на чужую территорию, ты знаешь?

— Я прошу прощения. Я не хотел… Я думал…

Она слегка улыбнулась.

— За кого ты меня принимаешь? Мне не надо ничего объяснять. Я просто хочу обрисовать возможности, вот и все. Потому что я не могу уйти и оставить тебя здесь. Это не вариант. Я не дам тебе…

Она остановилась.

Я знаю, что она хотела сказать. Она покачала головой внутри капюшона.

— Извини. Нехорошо получилось. Я просто хотела… Я бы волновалась за тебя.

Доктор Клемент с громким стуком опустил свой стул на пол.

Я видел, что он изучает мое лицо. Как я себя чувствовал?

Наверное, я мог ему рассказать, каково это — встретить восемнадцатилетие в психиатрической больнице. Я стоял в кухне для пациентов, глядя на закипающий чайник и пытаясь расслышать Саймона в бульканье воды. А потом в дверях появились мама с папой. Мама держала в руках коробку, обернутую золотой и серебряной бумагой, к которой был привязан серебристый воздушный шарик.

Я вообще забыл, какой это день.

— Спасибо, мам! Спасибо, пап!

Мы прошли в мою комнату и открыли коробку. Шарик улетел под потолок и забился в угол.