Золотой жук мисс Бенсон - Рейчел Джойс

– Инид! – ухитрилась все-таки выговорить Марджери. – Инид, вы едете слишком быстро!

– А вы глаза закройте! – крикнула в ответ Инид. – Можете даже немного вздремнуть.

Но Марджери не смогла бы закрыть глаза и вздремнуть, даже если б ее опоили наркотиками. Городские дома пролетали мимо, точно консервные банки на ленте конвейера. Промелькнула и исчезла, как вспышка алого пламени, La Place des Cocotiers – элегантная французская площадь Кокосовых Пальм с фонтанами и цветущими царственными делониксами, – и волосатые пальмы на ней показались Марджери просто какими-то расплывчатыми пятнами. Затем их джип, вздымая клубы пыли, с грохотом пронесся мимо рынка и лихо вошел в поворот, слегка задев край тротуара и чуть не сбив уличного торговца, стоявшего под фонарным столбом, на котором висела лапками кверху целая связка кур. Миновав порт, они выехали на окраины, застроенные жалкими лачугами. Здесь по обе стороны дороги росли бананы, тяжело склонившиеся под гроздьями плодов, вскоре сменившиеся лесом. Дорога пошла вверх, и теперь вокруг были сосны, манго и огромные баньяны, оплетенные бугенвиллеями. Над деревьями торчали зубы базальтовых скал; их вершины кое-где пересекались, переплетаясь, как грубое черное кружево. Если следовать указаниям преподобного Хораса Блейка, то ехать они должны были прямо на север, никуда не сворачивая, ибо шоссе тянулось вдоль всего западного побережья острова, змейкой огибая отроги гор, спускавшиеся прямо к океану. Таким образом, писал Блейк, любознательный путешественник получит приятную возможность собственными глазами увидеть очаровательные деревушки местных жителей, а также весьма яркие придорожные кафе и бары. В путеводителе имелись фотографии женщин в травяных юбках, готовивших что-то на костре, и даже портреты вождей некоторых племен.

До города Паита – то есть первые миль двадцать – дорога была вполне приличной. Правда, никаких «очаровательных деревушек» они не заметили. «Ярких кафе и баров», впрочем, тоже. И совершенно точно не видели ни одной женщины в юбке из травы, которая готовила бы что-то на костре. Машину заправить тоже было абсолютно негде. От Паиты до Булупари – еще тридцать миль – дорога была уже намного хуже, вся в ямах и рытвинах, а порой и вовсе почти неразличимая, казавшаяся всего лишь каким-то шрамом на теле земли или грядой осыпавшихся камней. В некоторых местах она полностью исчезала, а кое-где попросту превращалась в бурный ручей.

В Булупари Инид высмотрела что-то вроде магазина, где, судя по вывеске, можно было разжиться продуктами и бензином. Резко затормозив, она выпрыгнула из джипа и тут же подхватила на руки Мистера Роулингза. Волосы у Инид торчали в разные стороны, как иглы дикобраза, а рот – особенно когда она его открывала – казался ярко-розовым на фоне лица, покрытого густым слоем грязно-оранжевой пыли.

– Вы пойдете? – спросила она у Марджери.

Но та продолжала сидеть. Она была совершенно потрясена этой поездкой. Несмотря на то что джип наконец-то остановился, все части тела Марджери по-прежнему пребывали в движении. Она с превеликим трудом заставила себя вылезти, и после ослепительно-яркого света, окружавшего их в течение всего пути, ей показалось, что в этом придорожном магазине как-то странно темно.

Инид, как всегда, охотилась за английскими газетами, но так ни одной и не обнаружила, зачем-то купила французский модный журнал и на тарабарском языке стала выяснять у хозяина, какие продукты у него имеются. При этом она весьма натурально изображала с помощью мимики страшно голодного человека, с волчьим аппетитом поглощающего еду. В итоге ей удалось не только вполне успешно заправиться и заплатить за бензин, но и попросить меню и даже заказать омлет и устрицы.

Ели они снаружи. На той стороне дороги виднелось несколько грязных лачуг, и оттуда сразу набежали ребятишки, приветливо махавшие им руками и осторожно указывавшие на волосы Инид. Деревья вокруг были всех оттенков зеленого – от светло-желтого до почти черного; ярко-синее небо казалось горячим. И нигде не было видно вершины, хотя бы отдаленно напоминавшей тупой зуб мудрости.

– Инид, – наконец решилась Марджери, – неужели есть какая-то необходимость в такой быстрой езде?

– Ну, мне просто очень хочется поскорей туда добраться, – преспокойно ответила Инид, высасывая устрицу из скорлупы. Вилкой она и не думала пользоваться. – Теперь, по крайней мере, нам уже ничего не грозит.

– А что нам могло грозить?

Инид не ответила. Теперь она набила рот омлетом.

– А вы уверены насчет моей мужской одежды? – продолжала Марджери. – Я нормально выгляжу? Вам не кажется, что люди пялят на меня глаза?

– Послушайте, Мардж, вы находитесь на другом конце света. Какое вам дело до тех, кто пялит на вас глаза. Какая нам разница, что подумают здешние жители? В этих краях вы можете быть такой, какой вам хочется. И потом, в бермудах вы точно выглядите намного лучше, чем в этом вашем платье. Не обижайтесь, Мардж, но…

– Я нисколько не обижаюсь, Инид.

– …но в этом платье вы похожи на выбросившегося на берег кита.

– Я поняла, спасибо.

– Я еще на приеме в британском консульстве заметила, как те дамы над вами смеялись.

– Смеялись? Правда? Когда же это они смеялись?

– Это было так противно, что меня даже затошнило. Я потому и ушла.

Марджери минутку помолчала. Внезапно ей вспомнилась та мерзкая карикатура, нарисованная ее ученицами – как это бывает порой, когда некая вещь, которую, как тебе казалось, ты давно уже оставила в прошлом, вдруг ясно оживает в твоей памяти. И Марджери вспомнила, как она, ощетинившись, словно еж, мчалась куда-то по школьным коридорам и была не в силах даже дыхание толком перевести. Она глянула на свои руки, которым было так свободно сейчас в просторных рукавах мужской рубашки, но боль от воспоминаний о последнем дне в школе все еще чувствовалась, усугубляясь мыслью о том, что дамы в британском консульстве над ней смеялись. А вот Инид над ней и не думала смеяться! Марджери посмотрела на Инид, сидевшую напротив: та потихоньку отрывала кусочки от своей булки и подкармливала Мистера Роулингза, сидевшего под столом. И Марджери вдруг почувствовала, что боль, вызванная теми горькими мыслями, становится все слабее, как от старого синяка, который уже успел пожелтеть, но все еще вызывает неприятные ощущения, если его тронуть.

– И между прочим, – сказала Инид, – чтоб вы знали: ноги у вас очень даже красивые. Вам бы следовало почаще их показывать. За такие ноги вы вполне и главного приза достойны.

После Булупари дорога стала еще хуже. Зато пейзаж ничуть не изменился: справа горы, слева море, хотя теперь дорога шла по краю поистине головокружительного обрыва, как бы отделявшего горы от моря, и все продолжала подниматься, извиваясь крутым серпантином. В какой-то момент нижнюю часть горных склонов окутал туман, а когда джип вынырнул из него, они увидели далеко внизу под собой верхушки сосен, похожие на тощие шпили церквей, и яркие пятна красной цезальпинии; среди кокосовых пальм были красиво разбросаны крытые тростником хижины; а слева притаился Тихий океан, синий, как цветок ириса.