Отрочество - Александр Сергеевич Омельянюк

Так что давай, учись лучше, пополняй багаж своих знаний и умений в разных областях человеческой деятельности – всё может в жизни пригодиться! Ведь мы никогда не знаем, и нам это знать не дано, кем в итоге мы станем.

Сначала мы можем пойти по одному пути, а потом всё может измениться, даже не по нашей воле, и мы можем оказаться совершено в другой ситуации, где нужны будут совершенно другие знания и умения. А кое-кто окажется и у разбитого корыта, если нет других знаний и умений! Так что учись всему, и сам не ограничивай себя – без этого найдётся что-то, или кт-то, кто тебя будет ограничивать! Ну, например, здоровье! В частности зрение, как у меня, например!».

Внимательно выслушав отца, Платон поёжился от его проницательности. Ведь у него уже начало портиться зрение, что он пока скрывал о родителей и одноклассников.

И лишь один Саша Сталев уже знал это, так как Платон, уж даже прищурившись, плохо разбирал написанное на доске и списывал, или спрашивал у друга, что там написано. И в эти моменты он больше надеялся на свой слух, нежели на «друга», иногда ради потехи дезинформировавшего Платона. Эти моменты зависимости независимого Платона от себя доставляли Саше Сталеву не только радость, но даже наслаждение хоть в этом своей властью над ним.

– Да, послал мне … чёрт дружка такого! Ну, ладно, всё равно прорвёмся! Победа будет за нами! – рассуждал прожжённый оптимист.

Платон теперь особенно радовался приближающимся весенним каникулам и их с отцом поездке в Минск к родственникам.

Собираясь в Реутове на вечернюю электричку, Пётр Петрович как всегда замешкался, и им пришлось чуть ли не бежать на станцию с тяжёлыми сумками, больше заполненными подарками, нежели вещами. Хорошо ещё, что одновременно подошла и электричка из Балашихи, а то им пришлось бы ещё и бежать на мост и опоздать к другой электричке, идущей раньше на Москву.

К поезду на Белорусский вокзал они успели за две минуты до отправления, когда провожающие уже спешили им навстречу, мешая посадке.

Рано утром Минск предстал Платону простым большим провинциальным городом с современной застройкой его взаимно перпендикулярных улиц, позволявших легко ориентироваться в нём. Но родственники отца жили недалеко от вокзала в старой части города в деревянном доме недалеко от берега реки Свислочь.

Это были, жившие вместе, та самая двоюродная бабушка Степанида Мартыновна Левчук (в девичестве Раевская), нянчившая Платона ещё в его раннем детстве на Сретенке, и её младшая сестра – тоже двоюродная бабушка Платона – Мария Мартыновна со своим вторым мужем Степаном Васильевичем.

Хозяева были очень радушны и гостеприимны, а гости отметились столичными подарками всем членам семьи.

Бабушка Степанида буквально не отходила от Платона, всё время общупывая, обнимая и от радости тиская его.

– «Пётр! Нездарма я няньчыла свайго унучатага пляменника! Вунь яки добры хлопчык атрымауся!» – не сдерживала она своих эмоций.

И Пётр Петрович, меняясь с Платоном, сделал две фотографии на память, из которых потом дома в Москве состыковал одну общую.

После завтрака и для начала общения необходимых разговоров и совместных воспоминаний, уже после обеда отец и сын пошли гулять по городу, делая фотографии интересных для них мест.

Зашли они и в кинотеатр, посмотрев недавно вышедшие на экраны короткометражные кинофильмы «Иностранцы» и «Пёс Барбос и необычный кросс», вместе с залом заливаясь от смеха.

В итоге их прогулка затянулась поздним ужином с чаепитием и новыми беседами, завершившимися за полночь.

Спать Кочетов положили в одну большую кровать, И этой ночью Платон, больше неожиданно для самого себя, нежели, чем для отца, потопил того в избытке выпитого им перед самым сном чая.

Пётр Петрович лишь успел проснуться и прервать процесс, но было уже поздно. Факт был виден на простыне.

– «Ну, как же так, сынок?! Ты ведь давно перестал писаться! И на, тебе! Услужил отцу. Какой же мне позор?!» – сокрушался он, стыдясь этого перед своей роднёй, особенно после их такой триумфальной встречи.

– Как же так, как же так? Ну, почему опять? … А как хочется спать?! – про себя задавался вопросом и сам Платон.

И действительно. После того, как тётя Рита научила мать Платона кормить сына сладким, и особенно после того, как он стал половозрелым подростком, энурез полностью исчез. И на, тебе – такой срыв и срам!?

Видимо в эту ночь одновременно сказались и усталость от длительного путешествия, и накопившиеся за день эмоции, и обилие выпитого на ночь вкусного чая.

То есть, было чем и от чего.

Погоревав, Пётр Петрович принялся убираться за сыном в их постели. А тот, доделав своё дело в стоявшее в комнате специальное ведро, быстро и крепко заснул на соседней кушетке.

– Видимо я сына сегодня слишком замучил? И то, и сё ему! И пятое и десятое! Сколько впечатлений и сразу?! Да и чаю на ночь мы сколько выдули?! В общем, недоглядел я за Платоном! А он ведь ещё … отрок! Я сам виноват! – постепенно успокоился и Пётр Петрович.

На следующий день после завтрака, за которым Кочеты стыдливо прятали свои глаза от хозяев, они снова пошли гулять по Минску, досматривая вчера не увиденное и опять фотографируя его достопримечательности.

Одним из них оказался памятник первым, ворвавшимся в освобождаемый Минск, танкистам, в виде танка Т-34 на постаменте, у которого Кочеты и сфотографировали друг друга.

Провожая дорогого племянника и его сына, бабушка Степанида всплакнула:

– «Пеця, я так рада, што ты прыехав и прывёз з сабой Платона! Таки добры ув мяне унучак! … Можа больш и не вбачымся? Я зусим дрэнная стала! Ну, бывайце!».

И Кочеты пошли на вокзал с уже намного полегчавшими сумками. В общем, не смотря на ночное фиаско, их поездка в Минск удалась.

– «Пап! Как хорошо, что ты взял меня в Минск бабушку повидать! А то я ведь её почти совсем позабыл!» – поделился с отцом довольный Платон.

Выйдя из первых вагонов переполненной электрички на платформу станции Реутово, Пётр Петрович доснял плёнку видом на её пешеходный мост, по которому им предстояло перейти на другую сторону в сам город.

Дома Платон поделился с женской половиной семьи радостью и впечатлениями от их с отцом поездки.

Четвёртую четверть 2 апреля 1962 года Платон начал опять заметно повзрослевшим. Ведь он совершил первое в своей жизни путешествие.

Почувствовав себя старшим, он теперь даже как-то по-отечески