Ментальный факультатив - Лена Летняя

Лану захлестнула волна возмущения. Он обманул ее! То-то все выглядело таким простым… Какая же она дура!

– Вы… вы просто… – она задохнулась, так и не сумев сформулировать.

– Мерзавец? – с улыбкой подсказал Арант. – Сукин сын? Всю жизнь о себе это слышу.

Она скрестила руки на груди и обиженно насупилась, не зная, что на это ответить. Мерзавец рассмеялся в голос.

– Детка, не куксись. Ты лучше саму себя спроси: действительно ли ты так жаждешь отомстить? Или тобою движет что-то еще?

Вместо ответа Лана коснулась розы на груди и вышла из сна, не прощаясь и твердо намереваясь больше не иметь с Арантом дел.

Но утром наконец пришел ответ от Фарлага. Он приглашал Лану к себе, чтобы обсудить ее письмо.

В свое время Найта Фарлага, сына министра и аристократа с бесконечно длинной родословной, называли самым молодым Мастером Снадобий, проча блестящее будущее в научной карьере. Однако проклятие, которому он подвергся вскоре после свадьбы, едва не поставило крест не только на его профессиональной деятельности, но и жизни. Несколько лет оно медленно, но верно тянуло его в могилу. Поначалу Найт сопротивлялся, но потом сдался.

Тогда он стал самым молодым ректором в истории Лекса. Папа-министр похлопотал, чтобы дать сыну хоть какое-то занятие и причину жить. Но по-настоящему его спасла нечаянная встреча с Тарой Роук, которая приехала в Лекс искать правду о своей погибшей матери. И только через какое-то время они узнали, что их судьбы переплелись задолго до первой встречи.

К любимому делу – улучшению старых рецептов снадобий и созданию новых – Найт вернулся, как только проклятие пало и у него снова появились силы работать в лаборатории. С тех пор он регулярно пропадал там на несколько дней, а то и недель, забыв обо всем на свете. В такие моменты Тара с пониманием устранялась, занимаясь сначала учебой, потом работой, а позже – детьми, и давала мужу возможность полностью погрузиться в мир исследований, расчетов и экспериментов. Она знала, что как только он закончит, на какое-то время снова станет примерным мужем и отцом, посвящающим все свое время семье. До следующего приступа вдохновения.

В этот раз Найт тоже на несколько дней переехал в лабораторию, где работал, ел и спал. Почту ему исправно доставляли вместе с завтраком, но в момент творческого порыва он ее упрямо игнорировал. Невскрытые конверты копились в его кабинете. Тара позволяла себе вскрывать только те, что были адресованы им обоим.

В субботу утром двадцать восьмой вариант рецепта наконец продемонстрировал требуемые свойства, спровоцировав торжествующий возглас хозяина дома. Переписав рецепт начисто, Найт разлил образец по флаконам и должным образом подписал каждый. Потянулся, разминая ноющее тело: с каждым годом сон на диване в лаборатории давался все тяжелее. Оглядел царящий вокруг беспорядок и остановил взгляд на чайнике с остывшим чаем, который подали к завтраку и пока не забрали. Холодный чай он тоже любил, особенно летом, поэтому наполнил себе чашку и сделал несколько глотков. Поморщился, придя к выводу, что холодный чай и давно остывший – не совсем одно и то же, и наконец вышел из лаборатории, собираясь найти жену. Он умирал от желания поделиться с ней очередным достижением. На его счастье, Тара разделяла его страсть к снадобьям. И хотя она не обладала его талантом создавать их, легко могла поддержать разговор и понять рассуждения. Найт считал это крайне ценным.

Однако первой ему повстречалась не жена, а дочь – десятилетняя Марита. Та, радостно хохоча, заставляла маленького вупи ловить солнечных зайчиков посреди коридора. Крошечный круглый комок шерсти пищал, прыгал, кувыркался через голову, приседал, как заправский охотник, снова прыгал, падал и тут же вскакивал, демонстрируя неиссякаемую энергию.

Найт остановился, упирая руки в бока и недоуменно глядя на переливающийся серебром мельтешащий маленький ураган. Когда он последний раз выходил из лаборатории, ничего подобного в его доме не водилось.

– И откуда взялось это чудо? – пряча улыбку, нарочито строго поинтересовался он.

Марита на секунду отвлеклась от игры, обернулась к нему, тут же изобразила на лице – почти точной копии материнского – недовольную гримасу и отвернулась.

– Кто вы, мужчина? Я вас не знаю! – сообщила она тем непередаваемым тоном, каким дети обычно пытаются копировать взрослых.

– А, вон оно как, – с пониманием протянул Найт. – Намек понятен.

В отличие от Тары, относящейся к его «творческим загулам» с пониманием, Марита каждый раз дулась на отца, когда он, по ее мнению, забывал о ней.

Найт присел на корточки, вытянул руку вперед, призывно шевеля пальцами, как ножками неведомого существа, и издал приглушенный звук, каким обычно подзывали вупи. Тот тут же потерял интерес к зайчику, которого все равно не мог поймать, и принялся охотиться на более крупную и интересную добычу. Добыча далась неожиданно легко, после чего принялась его гладить и почесывать за ухом, от чего пушистый малыш окончательно забалдел и заурчал.

Марита обиженно скрестила руки на груди, надулась и привалилась спиной к стене. Найт подхватил вупи, потерявшего волю от ласк, на руки и почти полностью скопировал ее позу, привалившись к стене рядом с дочерью.

– Ну, прости меня, – повинился он. – Ты же знаешь, я нечасто так делаю…

– Ты все время так делаешь! Четвертый раз в этом году, – ворчливо возразила Марита. – Ты свои кастрюли и пробирки больше меня любишь…

– Ни в коем случае! – возмутился Найт. – Ты даже представить себе не можешь, как сильно я люблю тебя, маму и близнецов.

– Тогда почему ты запираешься в своей лаборатории и забываешь про меня? – проныла Марита, поднимая на него глаза, наполненные вселенской скорбью. Карие глаза и почти черные волосы она унаследовала от него.

– Я про тебя помню, даже когда там запираюсь. Но это моя работа. И иногда она требует много времени и моего полного внимания. Когда-нибудь у тебя тоже будет работа, какое-то дело, которое будет тебя так увлекать, что тебе будет не до меня.

Марита с сомнением нахмурилась, но возражать не стала. Пока ее могло увлечь только чтение, но и то только на пару часов, никак не на сутки.

Но злиться на отца она долго не умела, поэтому сменила гнев на милость, повернулась к Найту и принялась тоже гладить вупи, который и так растекся по большой мужской ладони теплой лужицей незамутненного счастья, свесив по бокам короткие ножки.

– Зато пока ты там сидел, мама разрешила мне завести Соло. Красивый, правда?

– Ослепительно, – хмыкнул Найт. – Кстати, а где мама?

– На пляже, с близнецами. У них пикник.

– А ты почему здесь одна?

– Я не одна, я с Соло! – возразила Марита, посмотрев на него как на дурачка. – И мне не нравится, когда близнецы кидаются песком, а на пляже они больше ничем не занимаются. Особенно когда тебя нет.