КГБ в Афганистане - Лариса Кучерова

На помощь им уже спешило подкрепление. «Семь двухсотых и восемь трехсотых…» – доносилось из наушников радиостанции.

Полковник Василий Анатольевич Шабалин

Вертолеты, разрывая лопастями стылое небо, подлетев к месту десантирования, зависали над землей. В реве моторов, под сбивающим с ног, от винтов, ветром в клубящуюся пыль привычными, отточенными до механизма движениями десантировались разведчики.

Вместе со всеми десантировался и «особист» капитан Шабалин. Всего за неделю до этого он прилетел в Кабул и доложил о своем прибытии руководству особого отдела КГБ СССР 40-й армии.

– Поедете в провинцию Герат, в город Шинданд… на должность старшего оперуполномоченного 650-го отдельного разведбата 5-й мотострелковой дивизии, – сказал ему заместитель начальника особого отдела 40-й армии полковник Валерий Кез и внимательно посмотрел на молодого офицера.

– Есть, – не моргнув глазом бодро отчеканил новоприбывший опер и, лихо козырнув, вышел из кабинета.

Молодой, горячий, не знавший толком ни об Афганистане, ни об этой войне, ни о разведке, ни о задачах, которые она выполняет. Душа жаждала подвигов, романтики и еще непонятно чего…

Особый отдел КГБ по 5-й мсд

…Это был его первый боевой выход.

В самое пекло боя его не пустили. Оставили у входа в ущелье, за одним из прибывших из Герата помятых, в рыжей ржавчине бэтээров.

– Осмотрись пока, а навоеваться успеешь.

Грохот гранатометов, трескотня автоматно-пулеметных очередей наслаивались друг на друга, сплетаясь в единый нервный рев свинцовой метели. Рядом пули поднимали фонтанчики пыли. Все ближе и ближе подбирались они к капитану, впервые в жизни оказавшемуся под реальным, несущим смерть обстрелом. Бешено, оглушительно стучало сердце, швыряя в кровь адреналин.

Мимо, густо пыхтя соляровым чадом, проползла и остановилась неподалеку рябая, с облупившейся на бортах краской БМП. Еще не освоившись, не обвыкнув, без должной сноровки, Шабалин, пригибаясь, перебрался за нее. Здесь было поспокойнее.

К вечеру прилетели Ми-24, именуемые в бойком солдатском быту «крокодилами», обработали склоны. Наемники, пресытившись кровавой бойней, растворились в камнях. Вести затяжные, открытые бои было не в правилах «псов войны», равно как и не в правилах духов. Их метод – диверсия и террор. Исподтишка. В спину. Из-за угла.

Из ущелья стали выносить убитых. Оплывавшие черной мертвой кровью тела складывали на чехлы от башен бэтээров, накрывая лица куртками, кусками брезента. Бинтовали раненых, кололи промедол. Молодых изувеченных пацанов грузили в «вертушки». Туда же переносили и погибших. Ревели движки боевых машин. Хлопали лопасти вертолетов. Шабалин остолбенело наблюдал за всем происходящим вокруг него. За ним исподлобья пристально следили десятки глаз.

Наконец «вертушки», загрузив свой скорбный груз, растворились в сумеречном небе.

Стали собираться и остальные. Двое бойцов подошли к расстеленному на земле брезенту, на котором расплылась темная кровавая лужа. Шабалин стоял рядом. Незаметно подмигнув друг другу, разведчики взяли брезент и, встряхнув его, как бы случайно окатили новенького особиста скопившейся на ткани человеческой кровью.

Шабалин оцепенел. В глазах потемнело. Густые липкие струи скользкими змейками побежали по лицу и шее. Окружавший его мир в одночасье растворился в этой жидкой массе, в этом материализовавшемся, пронизавшем все и вся. Время остановило свой бег, замерло, окаменело. Сбросив оцепенение, офицер, схваченный цепкими прицелами солдатских глаз, подбодрил смутившихся для виду бойцов и пошел уточнить дальнейшие действия. Это было своего рода крещение. Крещение войной.

Из того ущелья не вышли многие. Не вышел из него и командир батальона майор Александр Платицин, всего двадцать дней не дожив до своего тридцатилетия…

Свой первый бой Шабалин не забудет никогда. Как первый поцелуй, как первую любовь, как первую женщину…

В разведке не служат, разведкой живут!

Жизнь разведчиков на афганской войне была хлопотная, маетная. Они носились по всему Герату, точно пожарная команда: здесь душманов разгонят, не успеют оглянуться – те уже за спиной снова власть берут. Здесь караван возьмут, а пять потайными тропами стороной пройдут. Здесь засаду устроят – там сами попадут в западню. Они охотились на духов, духи – на них. Сизифов труд. Адская работа…

Авторитет в разведке нарабатывается потом и кровью, невзирая ни на чины, ни на звания: будь ты солдат, командир или опер. В разведке не служат – разведкой живут. Это непреложная аксиома. Авансы здесь не раздают.

Шабалин это понимал. Равно как и понимал, что ключ к успешной работе заключается только в одном – в доверии. А завоевать его ой как не просто.

Засады, досмотры, зачистки, налеты… Горы, тропы, кишлаки, ущелья… Суровые будни разведбата. Не раз и не два Шабалин ходил с разведчиками на «боевые». На его счету восемьдесят шесть боевых выходов. Восемьдесят шесть! Каждый из них мог стать последним. Мог – да, видно, не судьба…

Хотя однажды Костлявая заглянула Шабалину прямо в глаза, обдав его своим ледяным дыханием.

Второе рождение

В тот день его разведбат прочесывал кишлак Файзи. Шабалин шел вместе со всеми. Солнце жгло землю своим немилосердным жаром. По одну сторону находилась вереница непонятно как еще не развалившихся ветхих глиняных коробочек, служивших афганцам жилищем. По другую – арык, вдоль которого тянулись густые заросли «зеленки». Шабалин почувствовал пристальный взгляд и прямо перед собой увидел торчащий из кустов ствол БУР. Он отчетливо ясно увидел черную прорезь ствола, откуда вот-вот вырвется на волю не чья-то чужая, а его, Василия Шабалина, смертушка.

Неуловимое, неосознанное предчувствие необратимого конца сжало в судорожный комок мышцы живота. Шабалин, судорожно сжав челюсти, застыл на месте. Он не почувствовал ни того, как зубы, не выдержав такого неимоверного давления, крошились на мелкие осколки, ни боли. Мгновение растянулось в вечность. Ствол вздрогнул – раздался выстрел.

«Вот и все», – только и успел подумать Шабалин, падая на землю.

…Открыв глаза, он не сразу понял, где находится. Над ним, широко улыбаясь, стоял командир первой разведроты Игорь Капустянов, руководивший проческой этого кишлака.

– Вставай, капитан, сегодня твой день.

Игорь хоть и был помоложе Шабалина, но уже полтора года как служил в Афгане, поэтому считался воякой матерым. Стоя на крыше дувала, он за долю секунды до выстрела заметил целившегося в контрразведчика духа и выпустил в него из «калаша» очередь. Эта доля Шабалина и спасла.