Опасная фамилия - Антон Чиж

– Кажется, вы хотели мне что-то сообщить, – сказала она, словно подбадривая Митю.

Митя опомнился, что давно вышел за рамки самых вольных столичных приличий, отвесил поклон до земли, как это принято у купцов, только бы иметь миг на передышку, и сжал в кулаке шляпу.

– Я не знаю, как вас зовут… И вообще, я бы не позволил себе ничего подобного, если бы не сегодняшний день, простите, у меня слова путаются. Так вот, я хотел сказать вам, что, если бы я имел надежду видеть вас и найти кого-нибудь, кто меня вам представит, но как же мне это сделать, если я не знаю, кто вы… В общем… – он окончательно запутался и прикусил губу.

– Можете называть меня Ани, – сказала дама.

Митя мотнул головой, словно отгоняя муху, еще не веря, что дама не дала ему пощечину за все его художества, а даже улыбнулась.

– Какое волшебное имя, – наконец выговорил он жалкий комплимент. – Как же ваша фамилия, мадемуазель Ани?

Дама назвала фамилию Шер, пояснив, что недавно приехала в столицу из Швейцарии и еще не до конца освоилась.

– А кто ваши родители? – совершенно обнаглев, спросил Митя.

– Мой отец недавно скончался, – ответила Ани.

– Не может быть! – воскликнул Митя, от волнения засовывая шляпу в карман пиджака. – Этого не может быть… Но ведь мой отец… Тоже того… Правда, его убили… О, простите, я соболезную вашему горю…

– А я вашему.

– Как у нас много общего сразу вот так нашлось… Да, о чем же это я… Вы позволите пригласить вас, конечно, когда это будет возможно в связи с вашими обстоятельствами, да и моим тоже, увидеть вас…

Мадемуазель Шер сказала, что будет этому очень рада. Она проживает в этой гостинице, и ей всегда можно оставить сообщение или прислать телеграмму. Она слегка наклонила голову и попрощалась. Митя смотрел ей вслед, и сердце его разрывалось окончательно между горем и неописуемым восторгом. Кажется, еще немного, и он съел бы собственную шляпу. Вспомнив, зачем пришел, он взбежал на третий этаж.

Дверь номера была приоткрыта, – очевидно, забыли повернуть ключ. Оттуда доносились чьи-то приглушенные голоса. Митя ни за что бы не стал подслушивать. Никогда в жизни он не опустился бы до такой мерзости. Но сегодня все было несколько иначе. Он сразу узнал голос.

– Ольга, дорогая, я обещаю, что премьеру будешь танцевать ты.

– Если бы я могла тебе верить. От этого вся жизнь моя зависит, понимаешь, что этим нельзя играть? – отвечала сестра.

Послышался шорох тихого поцелуя.

– Я все для тебя сделаю, чего бы мне это ни стоило. Верь мне, я же тебя никогда не обманывал.

– Серж, мое доверие может мне очень дорого стоить… Отец меня видеть не хочет, мать ничего не может сделать против его воли, а брат… Он добрый, но такой нерешительный и слабый по сравнению с тобой. На тебя вся моя надежда. Только тебя люблю и не представляю иной жизни…

Дойдя до стадии окончательного бешенства, когда уже не существует ничего, кроме ярости, слепой и неудержимой, Митя дернул на себя дверь. Видимо, вид его был по-настоящему страшен. Ольга вскрикнула и спряталась за спину мужчины.

– Вот, значит, как… – тихо проговорил он и топнул ногой. – Вот кто твой тайный благодетель. Что ж, Ольга, поздравляю, ты нашла достойного героя…

– Дмитрий, мне, право, жаль…

– Молчать! – рявкнул Митя. – Вам слова не давали. Это дело семейное! Ты вот сейчас этому человеку в любви клялась, поцелуями его ласкала, на шею ему вешалась, а не знаешь, что несколько часов назад этот человек хладнокровно расстрелял твоего отца! Он убил отца! Этот негодяй папу убил сегодня! А ты… Ты с ним…

Лицо Мити скрутила судорога, он тяжело дышал, не замечая, как густая слюна капнула на лацкан.

– Серж, нет… – еле слышно сказала Ольга.

– Я клянусь тебе, что не имею к смерти господина Левина никакого отношения, – сказал Каренин. Ольга замерла, не в силах шевельнуться.

– Не трогай своими грязными лапами мою сестру, убийца!

– Господин Левин, я бы попросил вас…

– Вон отсюда! – закричал Митя так, что в коридоре стали открываться двери. – Вон! Или я вызову полицию!

Серж хотел было что-то сказать, объяснить, убедить, но Ольга смотрела на него, не готовая ни понимать, ни слышать. Он протянул ей ладонь, она отшатнулась и вжалась в стену. Митя зарычал, кажется, готовый броситься с кулаками. Серж вышел мимо него.

– Ты еще пожалеешь, – бросил он на ходу.

Но Митя только рукой на него махнул.

– Значит, премьеру танцевать будешь? – сказал он, сжимая кусок гардины, что закрывала дверь. – Значит, брат твой слабее и хуже этого убийцы. И это благодарность за то, что я для тебя сделал, за то, что я заступался за тебя перед отцом… Спасибо, сестра, – он опять поклонился до земли. – Так вот я тебе так скажу, Ольга Константиновна. Нет у вас больше брата, живите, как вам совесть подскажет. Ноги моей здесь больше не будет. Видеть тебя у нас на даче или в доме не хочу. Не смей появляться при мне. Пусть тебе убийца моего отца заменит и брата, и мать…

Он пробормотал грязное слово, плюнул на порог и выбежал вон.

Николя Гривцов перешел из участка в сыскную полицию чуть меньше года назад. В участке жизнь его напоминала нескончаемый скучный кошмар, из которого юноше было не выбраться. Занимая самый нижний чин, он был мальчиком на побегушках для каждого. Кому-то он бегал за папиросами, пристав посылал его в трактир за обедом, а чиновники сваливали все бумаги. Вместо романтики полицейской жизни, о которой он мечтал, начитавшись пятикопеечных криминальных романов, Николя получил реальность, столь серую и безысходную, что веселее было полезть в петлю. Спас его Ванзаров, взяв под опеку и не позволяя глупейшим идеям о «великом сыщике Николя Гривцове» пустить корни в душе юноши. Вытащив Николя из общей полиции, Ванзаров поручал ему любую работу, которая нужна была сыску. Николя старался изо всех сил, часто путал и делал невпопад, но горячее желание служить искупало все его промахи и безудержный мальчишеский задор. Уголовный мир, с которым Николя начал знакомиться, порешил, что из кадета[9]толк будет, правда, до Ванзарова никогда ему не дорасти. Но и такое уважение дорогого стоило.

Не желая подниматься в Управление сыска, Николя сидел в участке, зная, что мимо все равно пройти невозможно. И сидел он так уже добрый час. Вернее, на час опаздывал Ванзаров, что было равносильно восходу солнца на западе. Николя поглядывал на часы и уже решил, что это он очередной раз что-то перепутал, велено ему было прийти в другой час или даже день. Но сомнения его вскоре рассеялись.

Ванзаров появился с улицы, наверняка пешком пришел, но вид имел несколько необычный. Всегда ровно завязанный галстук съехал набок, шляпа еле держалась на затылке, а во взгляде Ванзарова бродили смутные огоньки, как искры фейерверка в глухом тумане. Могло показаться, что он пьян. Ничем иным Николя не мог объяснить столь бравый облик. Он незаметно принюхался, но и намека на алкоголь не учуял. Как можно быть навеселе, но при этом не выпить ни грамма, было для Гривцова полнейшей загадкой. Одной из тех, что Ванзаров ему частенько загадывал.