Как нашли убийцу? Каждое тело оставляет след - Патриция Уилтшир

Представьте себе на минутку труп жертвы, лежащий на столе в морге. Когда я только начинала извлекать палиноморфы из носовой полости жертв, я вводила через ноздри гибкую трубку, подсоединенную к большому шприцу с горячей водой, в которой был разведен шампунь. Добравшись до носовых раковин, я промывала их раствором в надежде смыть со слизистой оболочки попавшие туда частицы. Сам нос – лишь видимая часть всех дыхательных путей, и ноздри ведут прямиком в носовую полость, разделенную на две части перегородкой. Главная функция носа заключается в нагреве и увлажнении воздуха перед его попаданием в легкие, а параллельно он задерживает твердые частицы. Волосы в ноздрях – проклятье столь многих мужчин в возрасте и предмет отвращения большинства женщин – помогают не допускать проникновения чужеродного материала слишком далеко; нагрев вдыхаемого через ноздри воздуха происходит за счет обильного кровоснабжения слизистой оболочки носовых раковин, а слой крошечных покачивающихся ресничек на поверхности слизистой улавливает любые чужеродные частицы, передвигая их обратно в сторону ноздрей, тем самым не допуская их попадания в дыхательные пути. Во всем респираторном тракте, от ноздрей до легких, выделяется слизь, которая также помогает улавливать чужеродные частицы. Вместе с тем, добираться до носовых раковин через ноздри крайне неудобно. Кроме того, если лицо и ноздри не безупречно чистые, при промывании через катетер зачастую в воду попадает различный загрязняющий материал с их поверхности. Ноздри задерживают любую грязь и частицы, особенно у трупа с начавшимся процессом разложения, и риск загрязнения проб очень велик. Даже судмедэксперты, промывая тело, могут случайно загрязнить носовую полость.

К тому времени я уже видоизменила и усовершенствовала методику Сибора. Расследуя дела раньше, я, когда была такая возможность, удаляла нос, а иногда и все лицо целиком, чтобы избавиться от внешнего материала, прежде чем промывать носовые ходы шприцем. Тем не менее, я все равно не была довольна этим методом: как по мне, он слишком грубый, и, следуя совету Сью Блэк, анатома и антрополога, я решила попробовать добраться до носовых раковин по-другому.

Тело пролежало лицом вниз в лесной могиле целых полтора месяца, и вся голова, естественно, была покрыта почвой и разлагающимися листьями, которыми засыпали яму. Вместо того, чтобы вводить трубки через ноздри, рискуя загрязнить пробы, я решила воспользоваться данным советом и промыть носовые раковины со стороны решетчатой кости. Когда я впервые увидела эту особенную костную пластину, пронизанную маленькими отверстиями, через которые к мозгу проходят обонятельные нервы, я была восхищена таким творением эволюции. Насколько же это совершенная маленькая конструкция, расположенная над носовой полостью и отделяющая ее от лобных долей мозга. Чтобы ее увидеть, однако, нужно было снять верхнюю часть черепа вместе с кожей головы и лица, которые судмедэксперт вернул обратно, вынув для исследования мозг. Как правило, это дается без особого труда, так как судмедэксперт уже снимал их во время вскрытия, и нужно лишь легким движением приподнять их от кости. Закончив работу, я могла без особого труда вернуть все на место, и никто бы даже не догадался, что их снимали.

Самая сложная задача – расположить тело так, чтобы отверстия носовых каналов оказались прямиком над моим почкообразным стальным лотком – одной из дорогих мне вещей, которой я пользуюсь уже более двадцати лет. Чтобы правильно разместить тело, как правило, приходится немало постараться, и для этого мне неизбежно требуется помощь санитаров морга. Я затыкаю горло тампоном из специальной ваты, не впитывающей влагу, затем, сделав отверстие в решетчатой кости слева, вставляю в него шприц примерно с двадцатью миллилитрами горячего противомикробного чистящего раствора (как всегда, с моим верным товарищем, лечебным шампунем). Легким надавливанием пропускаю раствор по коралловому рифу хрупких носовых раковин. И забрав с собой все прилипшие частицы, раствор сливается в лоток. После этого я повторяю процедуру с другой стороны решетчатой кости и соединяю полученные образцы жидкости. После перемешивания образец разливается в две пробирки – на случай, если одна потеряется, – которые затем обрабатываются в центрифуге, чтобы получить комочек нужного осадка.

Порой частиц удается собрать так мало, что они едва различимы невооруженным глазом на дне пробирки, но даже в этом случае образцы подлежат тщательному изучению. Мне известны дела, в которых одна-единственная частица сыграла ключевую роль, кардинально изменив представление о случившемся. Любая мелочь имеет значение – эти образцы отражают последние сделанные жертвой вздохи и могут поведать нам, где именно это произошло.

Образец, взятый с носовых раковин жертвы, оказался богаче, чем я ожидала. Не питала особых надежд, потому что, как правило, из носового прохода удается получить совсем немного палиноморфов. Во многих случаях это не более десяти пыльцевых зерен на каждые сорок миллилитров раствора, пропущенного через носовые раковины. Когда же я принялась обрабатывать смывы в этот раз, палиноморфы стали появляться один за другим, и в итоге удалось идентифицировать 739 отдельных частиц, которые представляли 35 разных таксонов. Более того, профиль смыва из носовых раковин очень напоминал тот, что был получен из почвы вокруг могилы, но уж точно отличался от почвы в глубине.

Почва – удивительная вещь. Она состоит из минералов вперемешку с органическим материалом и просто кишит бактериями, грибами и животными. Большинство активны в верхнем сантиметровом слое, и с глубиной постепенно снижается как число организмов, так и их активность. На расстоянии примерно восьми сантиметров от поверхности число живых организмов резко падает, а на глубине в двадцать сантиметров их совсем мало. То же самое касается и палиноморфов. На поверхности их достаточно много, а внутри почвы меньше, потому что они остаются там надолго и быстрее разлагаются. Таким образом, по мере удаления от поверхности, количество таксонов пыльцы обычно уменьшается, а сами пыльцевые зерна истончаются, разрушаются и раздавливаются. Те же, что мне удалось извлечь из жертвы, были в превосходном состоянии все, а это означало, что они попали туда из земли у поверхности. Это была совсем свежая пыльца, возможно, прошлогодняя.

Чтобы частицы почвы при вдохе добрались до носовых раковин, человеку нужно дышать с очень большим усилием. Просто представьте, как ваше лицо прижимают к земле, и вы пытаетесь сделать вдох. В отчаянии вы будете жадно хватать воздух носом и ртом. Теперь я была уверена: этот мужчина боролся за каждый вдох, пока его душили. Его прижали носом к земле, и частицы почвы проникли глубоко в носовой канал. Вся эта пыльца и споры не могли попасть туда во время прогулки по лесу, и если бы его задушили в Портсмуте, то он вряд ли бы вдохнул их в таком большом количестве. Как бы то ни было, пыльца и споры в носовом проходе очень напоминали почву у поверхности земли. Теперь у меня почти не оставалось сомнений: молодого человека убили в лесу. Полиции не было нужды переживать по поводу поиска изначального места преступления.

Какое-то время спустя, когда обоих убийц признали виновными, они, пытаясь добиться смягчения приговора, начали давать признательные показания. Каждый обвинял в убийстве другого. Каждый утверждал, что с ужасом смотрел, как мужчину до последнего его вздоха душили накинутым вокруг шеи шнуром. Убийцы были достаточно осведомлены о работе криминалистов, чтобы отогнать фургон жертвы и поджечь его, уничтожив тем самым все связанные с ним улики, однако им было невдомек, что, пока они тащили жертву через лес, лес оставил на них свой отпечаток. И они не знали, что, пока бедняга лежал там с удавкой вокруг шеи и прижатым к земле лицом, он вдыхал все частицы пыльцы и спор, которые однажды на всю жизнь отправят их за решетку.