Мэрилин Монро. Страсть, рассказанная ею самой - Мэрилин Монро

Ди Маджио немного отдохнул от меня, пока я посещала Корею.

Еще когда мы летели в Токио, в самолете ко мне подошел генерал Кристенберри (Видите, а говорят, что у меня плохая память! Я просто помню то, что хочу помнить) и пригласил выступить перед американскими солдатами, воюющими в Корее.

Вообще-то получилось несколько нелепо, он представился и просто пригласил выступить в Корее. Джо решил, что зовут его, сокрушенно покачал головой:

– Не знаю, смогу ли выкроить время на такую поездку.

– Я приглашаю не Вас, а Вашу жену.

Мне удалось не хихикнуть, хотя и без того довольно вытянутое лицо Ди Маджио стало совсем длинным. Но он справился, хмыкнул:

– Моя жена может делать все, что пожелает.

Сидеть взаперти в гостинице Токио или скучать на матчах, где я ничего не понимала, слушать разговоры об играх, которые никогда не видела, и мучиться оттого, что моего мужа просто отодвигают в сторону, чтобы взять автограф у меня, не слишком здорово. Я полетела в Корею.

О… эта поездка осталась в памяти надолго, думаю, не только у меня! Мы посещали госпитали и тыловые части, а потом решили, что можно на вертолете слетать на фронт.

Прибытие Блондинки, фотографии которой в самых разных видах, вплоть до обнаженки, были у каждого из солдат, означало полную дезорганизацию. Но офицеры справились, и это был один из немногих случаев, когда мне не удалось опоздать с выходом на сцену.

Знаете, в феврале в Корее не слишком тепло, за сценой я стояла в рубашке и джинсах, кутаясь в шерстяное одеяло, зрители сидели в теплой форме, но к микрофону пришлось выйти в открытом платье на тонюсеньких бретельках. Нет, я не хвастаюсь и не изображаю из себя героиню, но представьте: шел снег, дул ледяной ветер, а на сцене Блондинка в шелковом, совершенно открытом платье распевала одну за другой песни о любви и бриллиантах. Петь пришлось долго, солдатам было наплевать, что я замерзла, что вот-вот сорву голос, ревущая от восторга толпа даже мало напоминала военных.

Еще когда мы подлетали к расположению войск, я попросила снизиться насколько возможно и открыть люк. Ко всеобщему изумлению, улеглась на пол, потребовала, чтобы меня крепко держали за ноги (потом действительно пришлось замазывать синяки от пальцев с перепугу слишком сильно вцепившегося в лодыжку парня), и принялась размахивать руками и посылать воздушные поцелуи. Внизу творилось нечто невообразимое! Мы долго не могли приземлиться, крики «Мэрилин!» заглушили даже шум вертолетных винтов.

Со сцены я ушла, только когда почти сорвала голос, а слушатели также сорвали свои от криков восторга. Это не потому, что я такая замечательная певица, просто истосковавшиеся по женщинам и оторванные от родины солдаты острее чувствуют женскую красоту. Блондинка была на высоте! Норме Джин пришлось признать, что она права, ведь ради одного вот такого выступления и выказанной радости стоило сниматься в глупых фильмах и крутить задницей, проходя вдоль Ниагарского водопада.

В мою честь был дан роскошнейший банкет, на котором я уже куталась в теплую одежду, потому что простыла, причем не просто простыла, а заработала пневмонию и по возвращении в Токио слегла с высокой температурой.

– Джо, ты не представляешь рев десятка тысяч солдатских глоток! – Я захлебывалась от восторга, рассказывая мужу о поездке.

Он криво усмехнулся:

– Мэрилин, меня приветствовали стадионы по пятьдесят тысяч…

Начались проблемы с мужем, становившиеся с каждым днем все серьезнее. Нет, не потому, что он завидовал моей популярности, Ди Маджио действительно хватало своей собственной, она Джо была просто не нужна. Ди Маджио не понимал, как можно восторгаться ревом толпы или невозможностью нормально ходить по улицам.

– Зачем тебе это?

А я не знала, как объяснить, что вот такой прием для меня – свидетельство, что вопреки негативному отношению на студии, вопреки презрению Голливуда я стала популярной и любимой зрителями, что такие приемы заставят Занука сдаться и принять мои условия, а значит, я смогу играть хорошие роли в хороших фильмах.

Знаете, однажды, выслушав мои рассуждения по такому поводу, Джо с сомнением покачал головой:

– Ты ошибаешься, такие встречи окончательно докажут всем, что ты Блондинка, и ты уже никогда не сможешь играть серьезные роли в серьезных фильмах, но не из-за студии, а потому что зрители просто не захотят видеть тебя иной.

Док, Джо не мастер произносить длинные и умные речи, он выражается коротко и просто, конечно, он сказал не так или не совсем так, но смысл был таков.

Сейчас, по прошествии нескольких лет, я поражаюсь его мудрости, тому, что Ди Маджио, не слишком любя кино и вовсе не уважая ни киношников, ни зрителей, готовых вопить при виде Блондинки (хотя сам любил мое тело), очень точно понял суть проблемы, которая поломала всю мою последующую жизнь и карьеру. Зрители действительно не пожелали видеть меня иначе как Блондинкой независимо от поведения студии.

Ошеломленная, я простила Ди Маджио и заработанные синяки, которые пришлось без конца замазывать, и даже сломанный большой палец правой руки. Горячий итальянец не вынес картинки своей полуголой жены, пожираемой взглядами тысяч солдат. Журналисты сделали вид, что поверили в мое неудачное падение из-за попавшего под ноги уголка ковра.

Ухаживая за своей больной женушкой, Ди Маджио снова выглядел Героем. Мужская половина Америки лежала у моих ног, женская – у его.

Но дома все оказалось не так просто, Джо поставил меня перед выбором: или кино, или он! Я покорно переехала к мужу в Сан-Франциско, приходила в себя после болезни, много читала и маялась от безделья. Отдых – это хорошо, но когда мужа почти каждый вечер нет дома (он считал, что мужчине положено по вечерам общаться с друзьями в баре и только ночами с женой в постели), а если он есть, то сидит перед телевизором, переживая из-за забитого или пропущенного мяча, знакомых мало, выходить из дома невозможно, даже долгожданный отдых быстро осточертеет.

Мы стали все чаще ссориться. Началось как-то незаметно, на вопрос «А как же я?» Джо лишь пожимал плечами:

– У тебя же вон сколько книг, ты у нас умная…

Конечно, на студии не могли не отреагировать на мое выступление в Корее, хотя бы потому, что «Фокс» и Голливуд вообще зрители завалили мешками писем с требованием «почаще снимать красотку Мэрилин, потому что она нам нравится». Думаю, студия пожалела, что не воспользовалась моим пребыванием в Японии и Корее для рекламной кампании фильмов. Я испытывала ехидную радость при мысли, сколько Занук упустил из-за своего глупого упрямства.

Но даже Зануку пришлось пойти на попятный и предложить мне новые условия контракта. То-то же, мы с Блондинкой еще вам покажем!

Следующая роль была не просто проходной, а все такой же бессмысленной и блондинистой, музыкальные номера бездарны, наряды и макияж вопиюще вульгарны. Роль Вики в фильме «Нет лучше бизнеса, чем шоу-бизнес» введена нарочно для меня как уступка зрителям, но лучше бы не вводилась! Понимая, что фильм с Дональдом О’Коннором будет провальным, студия выставила меня вроде зазывалы у ворот. Снова приманка, снова полуголая и глупая…