Замок в облаках - Керстин Гир

– Угу, у вас создалось правильное впечатление… – пробормотал Бен и на секунду опустил глаза.

– Я не сказала ничего такого, о чём следовало бы сожалеть… – И судорожно хлюпнула носом.

Месье Роше молча протянул мне носовой платок.

– А я, похоже, сказал… – вздохнул Бен. – Сам не знаю, какая муха меня укусила. Фанни, извини меня, пожалуйста. Вообще-то я не собирался говорить ничего подобного.

– Что именно? Что моё поведение запятнает репутацию вверенного тебе отеля или что я с кем-то обжимаюсь по углам? – Я шумно высморкалась в платок месье Роше. Почему-то у меня вдруг обнаружился сильнейший насморк.

– И то и другое. – Теперь Бен и правда выглядел подавленным. Я не удержалась и бросила на него короткий испытующий взгляд. – С моей стороны это было по-свински. Ты ничем этого не заслужила, это я бог знает что себе вообразил. Прости меня, пожалуйста. У меня просто крыша поехала от мысли, что этот высокомерный надутый англичанин мог…

– За мной ухаживать? – спросила я, опустив платок.

Бен ухмыльнулся:

– Ага! – Потом он снова посерьёзнел. – Фанни, ты принимаешь мои извинения? Пошли поедим вместе, а?

Он так обезоруживающе смотрел на меня, что мне стоило значительных усилий сохранять невозмутимость.

Я решила ещё немножко помолчать – хуже от этого не будет.

Хорошо, что по крайней мере носовой платок мне больше не требовался.

– Прекрасная идея! Я бы предложил то же самое. – Месье Роше взял с полки, куда складывали приходящую почту, маленькую посылку и вручил её Бену. – Кстати, когда пойдёте вниз, не могли бы вы занести кое-что в прачечную Павлу? Вообще-то посылка пришла ещё вчера, с почтой из Болгарии, я просто забыл её передать. Павел наверняка обрадуется, если получит свой подарок в сочельник.

Я запихала носовой платок поглубже в карман брюк, в задумчивости покусывая нижнюю губу.

– Фанни! – Бен облокотился на стойку. – Мир? Давай снова будем друзьями, а?

Я набрала в грудь побольше воздуха:

– Друзьями мы не будем, но поесть с тобой я схожу, так и быть. – И встала со стула. – Посмотрим, может, мне всё-таки представится удобный случай врезать тебе как следует. Есть за что.

– Я очень рад, что всё прояснилось, – заметил месье Роше с чувством глубокого удовлетворения.

По дороге к прачечной мы ещё издалека услышали, что Павел там не один. Даже его выдающихся вокальных данных не хватило бы, чтобы исполнить французский рождественский гимн «Ангелы, к нам весть дошла» на два голоса. Здесь, в едва освещённом подвальном коридоре, гимн звучал очень трогательно и торжественно, не в пример лучше, чем салонная рождественская музыка в баре наверху, и мне вдруг до смерти захотелось взять Бена за руку. Хотя делать это было нельзя: я всё ещё злилась на него.

Сводчатые подвалы гостиницы могли похвастаться впечатляющей акустикой: когда я пела дуэтом с Павлом в прачечной, они усиливали мой голос как минимум в два раза. Здесь же, при такой великолепной акустике, мы стали свидетелями поистине выдающегося исполнения. Мощный баритон Павла красиво сливался с чьим-то серебристым тенором. Отворив наконец дверь в прачечную, я недоумённо застыла в дверях: тенор, оказывается, принадлежал старому Штукки, сидевшему рядом с Павлом за маленьким столиком для рукоделия, за которым было удобно пришивать пуговицы или подгибать подол.

На столе между обоими певцами – дряхлым, скрюченным стариком и титаном богатырского сложения, одетым, как обычно, в джинсы и майку, – стояла бутылка с прозрачной жидкостью. Вокруг, покряхтывая, крутились стиральные машины. Огарок свечи отбрасывал на стены призрачные тени.

«Ангелы…» закончились, и зазвучала чистая мелодия «Глории»[14], проникавшая в каждый уголок прачечной. Мелодия, от которой у меня на глаза навернулись слёзы. Каким образом у дряхлого старика, работника отеля, сохранился такой молодой и чистый ангельский голос? Наблюдавший за мной Бен улыбнулся моему ошарашенному виду. Очевидно, талант конюха, о котором я и не подозревала, не был для него сюрпризом.

– Тебе бы никогда не пришло в голову ничего подобного, правда? – спросил он, когда отзвучал последний рефрен «Глории». – Старый Штукки когда-то был солистом детского хора кантона Золотурн.

– Хра мликов[15], – поправил его старый Штукки и добавил ещё что-то, но я не поняла в его речи ничего, кроме слова «однако».

– Однако он предпочёл остаться в горах, среди животных и дикой природы, – перевёл Бен. – Ведь петь можно везде.

– Везде и всегда! – Павел с жаром заключил нас в объятия, расцеловав каждого в обе щеки, и забрал свой подарок. Вместо того чтобы распаковать его, он достал откуда-то два стакана солидного размера, наполнил их и вручил нам. – Старый Штукки боится, как бы чего не случилось. Он верит в приметы и недавно стал замечать знаки, предвещающие плохие события…

– Что за приметы? – Я недоверчиво понюхала жидкость в своём стакане. Она пахла так же, как мой антибактериальный лосьон для лица.

Старый Штукки снова буркнул что-то, чего я опять не поняла.

– Вокруг луны появился воротник. – Бену снова пришлось выступить в роли переводчика, иронически закатив при этом глаза. – А ещё старому Штукки приснился горный дух. Он предупредил его о том, что в отеле замышляется что-то недоброе.

Конюх сощурился в подтверждение сказанного:

– Грный дх чует бду.

– О-о-ох! – Мои руки покрылись гусиной кожей.

– Дурным приметам в сочельник не место… Против них хорошо помогает грушевый шнапс, – заметил Павел.

Слушая наши разговоры, он снисходительно улыбался, но, когда поднял свой стакан, чтобы произнести праздничный тост, его лицо приняло донельзя торжественное и серьёзное выражение.

В вопросах веры Павел шуток не понимал. Хотя на его могучих руках красовались татуировки в виде кучи языческих символов, он считал себя христианином до мозга костей. Очевидно, татуировки были призваны вводить в заблуждение тех, кто с ним незнаком, а может, и отпугивать случайных людей.

– Выпьем за рождество Господа нашего Иисуса Христа, принёсшего свет в мир и в сердца наши!

Проигнорировать этот тост ни у кого не хватило духа.

– За Иисуса Христа! – повторили мы хором.

Я предусмотрительно сделала очень маленький глоток. Свою жизнь я была готова доверить Павлу в любой момент. Однако в том, что касается употребления горячительных напитков из бутылок без этикеток, я предпочитала сохранять осторожность, и, как показали дальнейшие события, чувство самосохранения меня не подвело. Огненный шнапс опалил моё горло, и я закашлялась. Только после этого я ощутила на языке грушевый привкус, и в животе у меня приятно потеплело.