Радиевые девушки. Скандальное дело работниц фабрик, получивших дозу радиации от новомодной светящейся краски  - Кейт Мур

Шло время, и, несмотря на растущие счета, девушки начали сомневаться, что судебный иск был правильным решением. Возможно, обвинять во всем компанию несправедливо? Потому что Кэтрин в конечном счете все-таки проконсультировалась с доктором Флинном – и его «непредвзятое мнение» заключалось в том, что «радий никак не мог мне навредить». Естественно, Кэтрин рассказала об этом остальным женщинам, тем самым введя их в замешательство. Как признавалась Альбина, «[мы] все посчитали немаловажным, что из нескольких лечивших [нас] врачей лишь один доктор Мартланд сообщил нам, что [наши] болезни были вызваны радиоактивным веществом». Из-за проблем со здоровьем и появившимися теперь сомнениями по поводу вины компании судебный иск был последним, о чем думали эти женщины.

Однако для Грейс Фрайер этот вопрос имел наивысший приоритет. Продолжая изучать местные газеты, она медленно переворачивала страницы, глубоко погруженная в раздумья. Как вдруг, к собственному изумлению, она заметила небольшую статью, затерявшуюся среди других. С трудом веря своим глазам, Грейс прочитала: «Иски по смертям из-за радия урегулированы».

Что? Она пробежала глазами текст – заголовок не врал. Компания USRC во внесудебном порядке урегулировала иски Маргариты Карлоу, Сары Майлефер и Хейзел Кузер. Эти женщины одолели корпорацию – они получили деньги за то, что фирма с ними сделала. Грейс с трудом могла в это поверить. Это же признание вины? И открывает дорогу для того, чтобы она и ее подруги могли подать аналогичные иски? С радостным возбуждением она стала читать дальше: «Мистер Карлоу [отец девушек] получил 9000 долларов [120 769 долларов] за смерть Маргариты Карлоу и 3000 [40 226 долларов] за смерть миссис Майлефер, а мистер Кузер получил 10 000 долларов [134 080 долларов] за смерть своей [жены]».

Эти суммы были далеко не такими большими. Так, деньги, полученные Тео Кузером, едва покрыли 8904 доллара (почти 120 000 долларов в пересчете на современные деньги) долга за лечение Хейзел – особенно после того, как Калич забрал свои сорок пять процентов. Доля адвоката в этом иске была выше обычной, однако родным пришлось согласиться, так как, кроме него, никто не брался за их дело. В конечном счете у Тео осталось всего 550 долларов (7300 долларов), но это все равно было лучше, чем ничего.

Грейс задумалась о том, что же такое могло вынудить компанию заплатить, если она боролась против женщин почти полтора года без каких-либо намеков на то, что уступит хотя бы цент. На самом деле у USRC, скорее всего, имелось несколько причин, в том числе весьма убедительные доказательства, которые предоставили эти женщины; сочувствующие присяжные запросто могли разрешить спор не в пользу компании. Даже с юридической точки зрения их иски выглядели многообещающими: девушки попадали под двухлетний срок исковой давности, а новый закон Кэтрин Уайли поддерживал заявления девушек о том, что их убил некий радиевый некроз; кроме того, имелся еще и отчет Дринкера. Сара все еще работала на USRC, когда фирма приняла решение его сокрыть: если бы всплыло, что компания владела информацией, которая могла ее спасти – ну или хотя бы свести к минимуму причиненный ей вред, – но ничего не сделала, это выглядело бы крайне плохо.

Грейс получила толчок к действиям: вот они, те самые хорошие новости, которых она так ждала. Она снова связалась с адвокатом Генри Готтфрайдом, и всего через два дня после того, как прочитала про урегулирование иска, она подала собственный. Шестого мая 1926 года компания USRC получила следующее сообщение от Готтфрайда: «Джентльмены, если вы не свяжетесь со мной по поводу требования [мисс Фрайер] о возмещении ущерба до понедельника, 10 мая 1926 года, включительно, то я буду вынужден подать иск».

USRC мгновенно передала этот вопрос в ведение своего адвоката Стрикера, который, судя по всему, попросил Готтфрайда назвать сумму. Восьмого июня Готтфрайд написал ему, что Грейс готова урегулировать вопрос за 5000 долларов (67 000 долларов).

Это не была гигантская сумма; она бы лишь покрыла немалые долги Грейс по медицинским счетам, и у нее остались бы деньги на будущие расходы. Грейс не была жадным человеком, и ей не очень хотелось начинать крупный судебный процесс. Если бы компания сделала ей справедливое предложение, она бы приняла компенсацию и покончила с этим.

USRC на размышления понадобилась всего неделя.

«Я получил ваше письмо от восьмого числа, – ответил 15 июня Стрикер, – и принял к сведению ваше предложение. Я не могу советовать своему клиенту на него согласиться».

Компания отказалась «делать для мисс Фрайер что-либо без суда».

У Грейс, наверное, опустилось сердце, когда она об этом услышала. Должно быть, она пришла в замешательство. Потому что всего месяцем ранее компания согласилась выплатить компенсации ее бывшим коллегам, да еще и был принят новый закон, продвигаемый мисс Уайли. Разве это ни на что не повлияло?

Как теперь стало ясно, не повлияло. И сразу стало понятно, почему Уайли так легко смогла добиться принятия законопроекта о радиевом некрозе. Для начала, этот закон не имел обратной силы: никто из пострадавших ранее 1926 года не мог на его основании подать в суд. Кроме того, так как новая поправка была добавлена в существующий закон, за ней автоматически закрепился срок исковой давности в пять месяцев – за такой промежуток времени симптомы радиевого некроза не могли появиться ни у одной красильщицы. Наконец, и это самое главное, закон затрагивал только радиевый некроз – причем именно некроз челюсти, от агрессивных проявлений которого страдали Молли Маггия и Маргарита Карлоу. Ни одна из других проблем со здоровьем из-за отравления радием – истощающая анемия, боли в спине, артрит тазобедренного сустава, переломы бедер, да даже просто шатающиеся зубы – компенсации не подлежали.

Уайли вскоре осознала свою ошибку. С новым рвением Союз потребителей начал кампанию по включению в закон отравления радием. Что примечательно, этот бой потребует гораздо больше времени, прежде чем удастся добиться желаемых изменений – слишком много, и будет уже слишком поздно, чтобы помочь Грейс Фрайер, сидящей в унынии у себя дома в Орандже в июне 1926 года.

Возможно, была и другая причина, по которой компания не согласилась на досудебное урегулирование: есть основания предполагать, что финансовые дела компании шли уже не так хорошо, как раньше: кто-то из руководства даже сказал, что компания «едва сводит концы с концами». Частично проблема состояла в нехватке персонала: текущие работники были «дергаными и обеспокоенными», а новой рабочей силы почти не прибывало. Не успеет год подойти к концу, как компания решит зафиксировать убытки и закрыть завод в Орандже, выставив его на продажу. Тем не менее фирма не опустила руки: они просто переместили свое производство в Нью-Йорк.