Порванная струна - Наталья Александрова

Не то чтобы профессор так сильно ненавидела студентов.Просто токсикология – наука ответственная.

«Тогда шли бы на филфак, – неизменно повторяла онапонурым двоечникам. – И что вас сюда занесло? Там хоть никого не уморите…»

По дороге домой Виктории Львовне пришла в голову одна мысль,и к тому времени, когда она добралась до дома, мысль эта приняла вполнеконкретные очертания. Единственный, кто может что-то знать о флюосцине, –это Раймонд Генрихович Зайончковский. Когда-то очень давно он читал лекции уних на курсе, потом они встречались изредка, потом Виктория уезжала работать поконтракту в Штаты и потеряла с ним связь. Вернувшись, она слышала, чтопрофессор овдовел, проводил детей и внуков на постоянное место жительства вГерманию. Но сам туда ехать категорически отказался. И теперь он устроилсязаведующим лабораторией в Институт растениеводства, а поскольку финансированиетам сейчас не ахти какое, то Раймонд Генрихович в своей лаборатории занимаетсясвоими собственными разработками, пытается реализовать свои идеи, насколькохватает средств. Начальство ему не очень мешает.

Виктория подумала еще немного и вспомнила точно, чтонесколько лет назад ходили разговоры про эксперименты профессора с флюосцином.Осознав это, она расстроилась, потому что очень не хотела, чтобы старикпрофессор был замешан в какой-нибудь темной истории.

Она набрала номер и недолго вслушивалась в гудки на томконце – Раймонд Генрихович быстро снял трубку. Он сразу узнал ее по голосу иочень обрадовался.

– Раймонд Генрихович, сейчас поздно, я вас не разбудила?

– Какое спать! – сердито ответил старик. – С этойбессонницей, чтоб ее совсем… очень рад буду с тобой поболтать…

Виктория не любила ходить вокруг да около. Поэтому, когда вответ на ее вопрос профессор долго молчал, она забеспокоилась.

– Да, работали мы с флюосцином… – неохотно подтвердилРаймонд Генрихович, – но это было два года назад… столько времени прошло…А почему тебя это интересует?

– Скажите… а у вас запасы флюосцина этого остались? –осторожно поинтересовалась Виктория, надеясь, что профессор ответитотрицательно и она с облегчением переведет разговор на другое.

– Кажется, нет… – неуверенно проговорил Раймонд Генрихович.

– Что значит – кажется? – Виктория невольно повысилаголос. – Это же сильный яд!

– Сам знаю, что яд! – закричал в трубкупрофессор. – Думаешь, я совсем из ума выжил? Ты вот что, если тебя чтоинтересует, так говори прямо, а вообще-то лучше бы приехала ко мне завтра.

– Действительно, это разговор не телефонный, –согласилась Виктория. – Вот, расстроила вас на ночь, теперь спать небудете…

– И так не спал! – буркнул Раймонд Генрихович и повесилтрубку.

Старик здорово сдал с тех пор, как Виктория видела его впоследний раз. Правда, это было лет шесть-семь назад. Но Виктория Львовнарешила, что ситуация слишком серьезная, чтобы тратить время на пустыевосклицания типа «сколько лет, сколько зим!» и так далее.

– Значит, так, – начала она, как будто перед ней нестарый профессор, а молоденький нерадивый ассистент, – расскажите-ка мневсе про флюосцин. – И тут же сменила тон на более мягкий: – РаймондГенрихович, миленький, давайте этот вопрос проясним раз и навсегда. Что у васпроизошло с флюосцином?

– Ой, как мне все это не нравится! – помрачнелпрофессор. – Ой, чувствовал я, что дело на этом не успокоится… Вот слушай.Работали мы с этим флюосцином недолго. Первоначально предполагалось выработатьдостаточно надежное и эффективное узконаправленное средство для борьбы сошведской и гессенской мухами – опасными вредителями злаковых культур. Но позжеразработку закрыли сама понимаешь из-за чего.

– Финансирование кончилось? – догадалась Виктория.

– Именно, да и, честно сказать, разочаровался я в этомфлюосцине. Мухи-то мерли от него как… мухи, извини за каламбур, но вотнаблюдались побочные эффекты. То есть я хочу сказать, что в растениях оседалогораздо больше допустимой концентрации этого инсектицида, то есть инсектицида,приготовленного на основе флюосцина. Ни о каких медицинских нормах, даже понашим отечественным расчетам, там и речи быть не могло. А уж если по-западномусчитать, то там разработчиков такого средства, то есть меня с группой, сразу быпод суд отдали. Конечно, можно было работать по усовершенствованию, нотребовалось много денег. А с этим у нас, сама понимаешь, большие трудности. Такчто я не очень расстроился, когда разработку прикрыли.

– А дальше что было? – поторопила Виктория. – Я жечувствую, что на этом дело не кончилось.

– Да, есть продолжение, – нехотя согласился профессорЗайончковский. – Образцы флюосцина у меня остались. Хранились они здесьже, в лаборатории. Потом посмотришь – там у нас такой холодильник… ну на замок,конечно, запираем его, двери на ночь опечатываем и в журнале расписываемся.

– Да что вы мне рассказываете! – возмутиласьВиктория. – Как будто я не в такой же лаборатории работаю. Правда, сфинансированием у нас получше – институт побогаче. Опять же разные экспертизы нужнопроводить для компетентных органов, а для этого оборудование нужно приличное…

– Да уж, – согласился профессор, – арастениеводство нынче никому не нужно. Но дело не в этом. А в том, чтонесколько недель назад пришел ко мне в лабораторию один молодой человек.

– После института? Молодой специалист?

– Да нет, – поморщился Раймонд Генрихович, – вовсеон не молодой специалист, а лаборант. Такой, знаешь, немножко заторможенный…без образования.

– Зачем же вы берете неизвестно кого в лабораторию? –насторожилась Виктория.

– Во-первых, я взял его по просьбе и рекомендации моейстарейшей сотрудницы, – обиделся профессор, – а во-вторых, все былозаконно, через отдел кадров. А в-третьих, ты представляешь себе зарплатулаборанта?

– Представляю, – сдержанно кивнула Виктория.

– Ну вот, а мне нужен был человек покрепче. Мы ведь летом ина опытные участки выезжаем, там работа физическая. А стариков и так у меняхватает, я сам уже старый пень. Да только дал я маху с этим лаборантом –действительно придурочным каким-то он оказался. Неделю всего отработал или две,уже не помню я, а потом полез за чем-то в холодильник и уронил три коробки сампулами. Среди них была и коробка с флюосцином. Остальное-то не оченьпострадало, а флюосцин – все ампулы вдребезги. Просто даже надо уметь – такбросить!

– Что он их – ногами растирал? – предположила Виктория.

– Было похоже на то. – Профессор Зайончковский сердитозасопел и отвернулся.

– Сколько ампул с флюосцином оставалось в коробке?

– Так, всего в коробке было десять штук, но там был неполныйкомплект… всего, я думаю, штук шесть-семь.