Порванная струна - Наталья Александрова

У Сони мало подруг, а закадычной – ни одной. Люди считают еенезаметной, неспособной дать отпор – а так оно и есть, поэтому ведут себя с нейзачастую слишком грубо.

Соня вспомнила, как вчера противный маляр, вместо того чтобыизвиниться за то, что чуть не убил, стал орать. Но вчера-то за нее заступились,этот славный парень – Андриан. Маленького роста, а какой сильный и ловкий.Его-то небось никто не посмеет обидеть. Он не боится входить один в темныйподъезд. Вот, кстати, и он, родной, добралась.

Соня открыла тугую дверь подъезда и вошла внутрь. В подъездебыло темно, как в чреве кита. Опять подростки вывернули или разбили лампочку…

Шесть ступенек до лифта превращались в настоящую проблему –как подняться по ним, не споткнувшись, не подвернув ногу, а главное, не выронивсвое бесценное сокровище, свою лучшую подругу, ревнивую и капризную, –свою скрипку…

Соня, осторожно ощупывая ногой темноту впереди, сделалапервый шаг. И тут ей показалось, что впереди нее в темноте кто-то есть. Она немогла понять, что говорило ей об этом, – конечно, она не видела ничего, вэтих потемках разве что кошка могла бы что-нибудь разглядеть, да и слышноничего не было – ни шороха, ни дыхания, но шестое чувство, или какое-тосохранившееся от диких предков ночное зрение, или просто интуиция говорили отом, что она в подъезде не одна.

По спине поползли холодные мурашки страха.

«Что это такое? – одернула она себя. – Разве можнотак распускаться?»

Десятки раз ей приходилось проходить здесь в темноте, иникогда еще она не испытывала такого безотчетного, почти суеверного, ужаса.Чтобы преодолеть этот страх, Соня откашлялась и голосом, хриплым от волнения,громко произнесла:

– Кто здесь? Есть здесь кто-нибудь?

Конечно, в ответ не раздалось ни звука.

«Ерунда, – подумала девушка, – это мне простомерещится, пустые детские страхи».

Взяв себя в руки, она сделала второй шаг, нащупала ногойступеньку, медленно, стараясь не споткнуться, начала подниматься по лестнице.

Первая ступенька, вторая, третья… Глаза постепенно привыкалик темноте, темнота перестала быть такой однородной, и впереди, чуть справа, онаразглядела сгусток тьмы, более глубокой, более насыщенной, чем вся остальнаяобычная окружающая темнота. Сердце билось где-то не на своем месте – то вгорле, то в желудке. Ладони стали влажными от страха. Только бы не выронитьскрипку, не выронить скрипку!

Четвертая ступенька, пятая, шестая… Она поднималась полестнице, как осужденный поднимается на эшафот. С каждым шагом сгусток тьмыстановился все ближе и ближе. Соня всматривалась в него, но ничего не могларазглядеть, кроме неопределенного бесформенного темного пятна, вслушивалась, ноничего не могла расслышать.

Соня хотела еще раз назвать по имени свой бесформенныйстрах, но голос не послушался ее, она не сумела издать ни звука.

Лестничный марш закончился, теперь нужно было сделатьнесколько шагов к лифту, а для этого она должна была повернуться спиной к томубесформенному ужасу, который притаился в углу лестничной площадки. Это былоневыносимо страшно.

Соня взяла себя в руки, повернулась и сделала шаг в сторонулифта. Ей послышался шорох за спиной – едва уловимый, такой, какой мог быиздавать лунный луч, пробегая по шелковым портьерам… Она хотела обернуться,закричать, броситься бежать – сделать все, что угодно, но что-нибудь сделать,чтобы разрушить окружающую тишину, темноту…

Держа себя в руках, она сделала еще один шаг к лифту, и ещеодин, и еще… Перед ней тускло зажегся красный глаз кнопки вызова. Кто-топерехватил лифт на одном из верхних этажей. Теперь нужно было ждать, пока лифтподнимется, потом спустится… Это было мучительно долго, мучительно страшно, нобыло в этом и какое-то облегчение: сейчас приедет кто-то из соседей, кто-топонятный и знакомый, кто-то, с кем можно будет поздороваться, разорвавсжимавшее ее кольцо почти мистического ужаса.

Соня стояла перед лифтом, из последних сил заставляя себя необорачиваться, всей спиной чувствуя позади чье-то незримое присутствие,чувствуя сгусток темноты в углу лестничной площадки…

Дверцы лифта открылись, и появилась Людмила, соседка сшестого этажа, со своей фокстерьершей Лесей. Людмила выговаривала за что-тоЛесе, как нашкодившему ребенку, а фокстерьерша смотрела на хозяйку снизу вверххитрыми карими глазами и явно задумывала какую-то новую каверзу.

– Здравствуйте, Люда, – громко поздоровалась Соня, чутьпосторонившись и придерживая дверцу лифта, чтобы она не закрылась.

– Ой, кто это здесь! – испуганно вскрикнула Людмила,ничего не видевшая после освещенной кабины лифта. – А, Сонечка, это ты!Темнота такая, я даже испугалась. Опять Вовка с седьмого этажа лампочку разбил.

Леся явно прекрасно чувствовала себя в темноте и увереннотащила хозяйку к выходу. Соня покосилась через плечо – она ожидала, что собакаостановится перед бесформенным сгустком темноты, залает, но Леся спокойно пробежаламимо – должно быть, так спешила на улицу, что всякие мелочи вроде притаившегосяв темноте убийцы ее совершенно не интересовали…

«Боже мой, какая же я дура! – подумала Соня. –Навыдумывала себе невесть каких страхов… Наверное, просто нужно больше быватьна воздухе, а в идеале – отдохнуть хотя бы неделю…»

Она нажала кнопку пятого этажа.

Виктория посмотрела на Надежду взглядом революционногоматроса, ткнула окурок «Беломора» в какое-то химическое блюдечко и поправилавечно сползающие круглые очки. Эти круглые очочки она, кажется, ни разу неменяла со школьной скамьи, но вот «Беломор» в школе, конечно, не курила.

«Где она умудряется доставать «Беломор» в наши-тодни? – подумала Надежда с недоумением. – Специально для нее, что ли,производят? Сейчас ведь любого импортного курева навалом, зачем же травитьсятакой дрянью?»

– Надя! – громко и значительно произнеслаВиктория. – Как ты себя чувствуешь?

– А что? – Надежда испуганно полезла в сумочку за зеркалом. –Я плохо выгляжу?

– Да нет, – отмахнулась Виктория, которая никогда вжизни не обращала внимания на свой или чужой внешний вид, – ты с этимцветком долго сосуществовала?

– Долго – что? – переспросила Надежда. – А, нет,совсем недолго. А что – это какая-нибудь жутко ядовитая орхидея?

– Да нет. – Виктория пожала плечами. – Я в цветахвообще не разбираюсь, понятия не имею, что это за цветок. Но вот на его листьяхи особенно в почве я нашла следы очень редкого и очень опасного яда –флюосцина. Сейчас концентрация заметно снизилась, но все равно опасна. А судяпо результатам анализа, недели две назад содержание яда было таким, чтозапросто могло создать в замкнутом помещении смертельную концентрацию…

– Что ты говоришь? – Надежда уставилась на Викториюгорящими глазами. – Смертельную для человека?