Вершина счастья - Кэндис Кэмп

Врови Харли круто сошлись над переносицей.

— Ты ведь не собираешься отказаться от этого великолепия? Неужели твоя гордость позволит выбросить наряды вон?

— Не все можно купить… Чего вы хотите взамен? — Девлин подозрительно взглянул на Дэниэла.

Харли прислонил ладонь к глазам, и Джереми внезапно осознал, насколько изможденно выглядит его хозяин. Темные круги на лице резко контрастировали с бледностью кожи.

— Это имеет какое-то значение?

— Конечно, — прошипел сквозь зубы Девлин, не обращая внимания на ошеломленный взгляд портного. — Я не животное и не кукла, которой вы можете забавляться — Учтите, я также и не женщина, падающая в обморок при виде богатых подарков и…

Харли расхохотался, внезапно поняв причину колебаний Джереми.

— Бог мой, парень, ты думаешь, я пытаюсь заманить тебя к себе в постель? Считаешь меня гомосексуалистом?

— Я не знаю, что думать, — честно ответил Девлин. — Понятия не имею о происходящем и поэтому теряюсь в догадках.

— Неужели? Ну что ж, сейчас все равно не время, да и не место обсуждать это… Тебя удовлетворит, если я пообещаю не принуждать сделать то, о чем попрошу? Выбор будет полностью за тобой.

— Какой выбор?

— Узнаешь в свое время! Признаюсь, мне бы хотелось немного подсластить кашу, прежде чем предлагать ее тебе попробовать. Бери одежду! Ты сможешь вернуть ее, если мой план не заинтересует тебя.

— Вы же прекрасно знаете: стоит надеть это на себя — и уже будет намного труднее снять и отказаться от этого великолепия.

Харли понимающе усмехнулся.

— Согласен. Но скажи, разве не хочется, чтобы все на «Мшистой заводи» увидели тебя вот в этом? — Он указал на разложенные вещи. — Только подумай, как удивится Мередит.

Последний — мудрый — довод стал решающим для сомневавшегося Девлина. Он ясно представил себя в новых костюмах и изумленные глаза Уитни. Она станет томится по нему, когда Джереми предстанет перед ней, гордый и красивый, словно только что вернувшийся из Лондона. В этих нарядах он станет почти самим собой.

Девлин потянулся дрожащими пальцами к одежде, чтобы забрать все предложенные вещи.

Когда Дэниэл и Джереми вернулись из Чарлстона, Мередит и Лидия в гостиной беседовали с Опал Гамильтон, молодой женой Ангуса Гамильтона. Это был суровый ирландец, мужчина средних лет с морщинистым угрюмым лицом и кустистыми бровями. После того как его первая жена умерла, подарив ему одиннадцатого ребенка, он женился на девушке, которая являлась полной его противоположностью. Опал считалась непревзойденной красавицей всей округи. В двадцать четыре года, ни разу не рожавшая, она сохранила фигуру юной девушки, одновременно обладая зрелостью, на которую другие, более молодые красавицы, не могли и надеяться. Муж одевал ее в самые дорогие наряды, дарил драгоценности, расточая на нее любовь и тепло, сохранившиеся в его сухой душе. Сегодня Опал украшало платье из изумрудного атласа, схваченное изящными серебряными брошками над бахромой нижней юбки. Из-под этого наряда выглядывали розово-зеленые парчовые туфельки, подчеркивая аналогичные цвета вышивки парчового корсажа. Она высоко уложила волосы и напудрила их по последней моде, недавно достигшей колонии. На вершине прически восседала смешная маленькая шляпка размером чуть больше утюга и почти такой же формы, украшенная пучком вьющихся перьев. Зелень платья оттеняла довольно бледный, виноградно-зеленый цвет глаз. Опал выщипывала брови в тоненькую изогнутую линию, а щеки и губы всегда слегка подкрашивала.

Лидия и Мередит захихикали, увидев, как она выходит из кареты. Чтобы защитить все свое великолепие, Гамильтон надела огромную мантилью, закрывавшую ее с ног до головы и превращавшую фигуру в нечто бесформенное и непонятное. Поверх шляпки и высокой прически на ней было наброшено широкое покрывало — калаш, называемое так, потому что напоминало откидной кожаный верх легкой коляски, известной под тем же наименованием. Это большое, из темного атласа, покрытие, снабженное проволочным каркасом, оттопыривающееся сверху и по бокам, превращало голову в гигантский шар, открывающий лицо спереди. Для защиты кожи от жарких солнечных лучей Опал носила черную атласную маску и длинные кожаные перчатки. Она очень неуклюже передвигалась в этом нелепом нагромождении одежды, напоминая призрачное существо из ночного кошмара.

Но сняв свои многочисленные чехлы и изящно восседая в одном из высоких кресел, Опал действительно выглядела премило. По мнению Мередит, она являлась тщеславной, самовлюбленной, пустой, испорченной и имела массу других не менее неприятных качеств. Гамильтон не хватало того, что все считают ее красавицей; ей обязательно нужно было еще и уколоть чье-то самолюбие.

— Как поживает уважаемый Гален? — со скрытым лукавством поинтересовалась она у Уитни, приготовившись описать его внимательность к ней в церкви, когда большой колокольчик снаружи громко известил своим звоном о прибытии лодки хозяина на пристань.

— Дэниэл! — радостно воскликнула Лидия и бросилась к окну, чтобы первой увидеть вернувшегося Харли.

Мередит, обрадованная временной передышкой, присоединилась к Чандлер. Обычно обе женщины встречали Дэниэла или, по крайней мере, выходили на крыльцо, но в данный момент не могли же они выбежать из комнаты и бросить свою гостью в одиночестве. Поэтому им пришлось ждать прихода Харли, не покидая гостиной.

Опал совершенно не интересовал приезд Дэниэла, потому что он никогда не проявлял к ней ни малейшего интереса — непростительный грех с ее точки зрения. Кроме того, сей мужчина стар и непривлекателен, а с Гамильтон хватит и одного пожилого урода — собственного мужа. Опал привлекали лишь молодые, полные жизни джентльмены, которые могли удовлетворить ее ненасытный сексуальный аппетит. Именно это и явилось причиной сегодняшнего визита. Она не слишком-то жаловала женщин, в особенности таких хорошеньких, как Лидия, которые бросали вызов ее первенству в красоте. Дурнушка Мередит, конечно, ей не соперница, но Гамильтон не нравилась сообразительность Уитни и острый язычок, жертвой которого частенько приходилось быть Опал. Но она прослышала о красивом наемном работнике на «Мшистой заводи» и явилась с визитом, надеясь хотя бы мельком взглянуть на него. До сих пор, однако, удача не сопутствовала ей.

Немного погодя в гостиную вошел Дэниэл в сопровождении Девлина. Лидия тут же подбежала поздороваться с Харли, а Мередит начала было говорить: «Дэниэл, как приятно…», но тут же осеклась. Ее реакция при виде Джереми оказалась именно такой, на которую он и надеялся: Уитни ошарашенно уставилась на него, и молчание, воцарившееся в комнате, прямо-таки придавило присутствующих.

Девлин оказался одет незатейливо, впрочем, как и любой плантатор, возвращающийся из поездки, но на Мередит, привыкшей видеть его в почти рубище, вид дорогой, хорошо скроенной одежды произвел потрясающее впечатление.

На нем был камзол из синего сукна, окаймленный рядом декоративных пуговиц, задуманный портным не застегиваться, а носиться распахнутым. Его широкие жесткие полы доходили до бедер, как и более яркий жилет, видневшийся под верхней одеждой. Белый батист рубашки выглядывал из-под длинного жилета, а ее кружевные манжеты выступали из широких отворотов рукавов камзола. Белое батистовое жабо крепилось оловянной булавкой у самого горла. Бриджи портной пошил из темно-синего сукна, и они очень плотно сидели на бедрах Девлина в полном соответствии с существующей модой. На ногах — черные кожаные туфли и чулки, скрывающиеся под застегнутыми краями бриджей. В руке Джереми держал простую черную шляпу-треуголку, а на его голове красовался мягкий белый парик, имевший небольшие букли по обе стороны лица; сзади он стягивался в косичку, повязанную тонкой черной ленточкой.