Московские каникулы - Андрей Ирмович Кузнецов

Но да будет тебе известно, что я выше подобных глупостей. Нет, вообще-то я согласен мучиться, но исключительно над решением научных проблем. Остальное — сны весны. И только. Так что не теряй времени на элегические сожаления и постарайся извлечь максимум пользы из моих неожиданно прорезавшихся актерских способностей. Грубо говоря — дожимай Борьку.

Т о н я. Нет, Тимурчик, спасибо тебе, но с Борей это все тоже сны весны… Если поступлю в институт…

Т и м у р. Поступишь! Ты способная.

Т о н я. Поступлю или не поступлю — все равно будем встречаться с ним только на улице, все реже и реже… Потом я получу назначение или просто уеду куда-нибудь подальше — и прощай, Химки-порт, прощай, Борька Глебов… (Пауза.) Пошли к ребятам?

Т и м у р. Ты иди, у меня нога вдруг чего-то разболелась. Посижу немного и домой поковыляю.

Т о н я. Может, тебе помочь?

Т и м у р. Иди, Тоннушка, я сам.

Т о н я. Тогда до завтра. (Уходит.)

Т и м у р. Завтра-то уже вот оно… (Негромко.) Прощай, Химки-порт, прощай, Тонька Пересветова…

Через штакетник перелезает  Ж е н я. Отряхивая платье, смотрит вслед Тоне, потом внезапно замечает Тимура.

Ж е н я (в сердцах). Тьфу, черт! А ты чего тут отираешься?

Т и м у р. Этот изящно сформулированный вопрос я могу адресовать и тебе.

Ж е н я. Мне надо, дело есть.

Т и м у р. С деловитостью этой девушки могла соперничать только ее красота…

Ж е н я. Ладно, сматывайся отсюда вместе со своими уцененными остротами!

Т и м у р. Смотаться я могу. Но ведь Борька-то в школе.

Ж е н я. Правда?

Т и м у р. Слоняется из угла в угол с таким лицом, словно убил кого-то. Наверно, у него зубы болят.

Ж е н я. Тимка, будь другом, пошли его сюда!

Т и м у р. Послать пошлю, а сюда или подальше — зависит от обстановки.

Входит  К о с т я.

К о с т я. Любезные выпускники, это никуда не годится! Петр Тихонович…

Т и м у р. Знаем-знаем! Послал тебя собрать нас, как разбежавшихся овец. Лично я готов ему соответствовать. Как это в песне поется? «Медалисты, беспокойные сердца…» Встречай нас, Красная площадь, мы идем! (Уходит.)

Пауза.

К о с т я. А Борька — в школе…

Ж е н я. Знаю. (Пауза.) Рад?

К о с т я. Чему?

Ж е н я. Что нас поссорил?

К о с т я (обрадовавшись). Поссорил все-таки? Не думал, что у Борьки пороху хватит.

Ж е н я. Не радуйся, Бережной, мы помиримся. Я так легко от своего не отказываюсь.

К о с т я. Слушай, Румянцева, давно хотел тебя спросить… Откуда у тебя такая уверенность в себе и в своей удаче, в счастье своем?

Ж е н я (насмешливо). Так мы же учили — оптимизм победившего класса. Забыл? Или ты класс только в одном смысле понимаешь — седьмой, восьмой, девятый?

К о с т я (серьезно). Нет, ты не класс. Но и не одиночка, что весьма печально.

Ж е н я. А ты кто? Одинокий герой, вундеркинд со стажем, будущая звезда экрана? Терпеть не могу вундеркиндов, особенно когда они вырастают.

К о с т я. Представь, я тоже.

Ж е н я. Ври больше. Завтра в ГИК вместе с аттестатом старые рецензии потащишь.

К о с т я. Не потащу.

Ж е н я. Считаешь, ГИК — мелко для тебя?

К о с т я. Отнюдь. И вообще у меня уже давно нет щенячьих заблуждений по поводу красивой профессии артиста. Прекрасно знаю, что это такой же труд и пот, как в любой другой профессии.

Ж е н я. Труда испугался?

К о с т я. Если я всю свою полусознательную жизнь проходил в вундеркиндах, так хоть остаток жизни, надеюсь — сознательной, хочу прожить нормальным человеком. Честным советским тружеником, как говорят.

Ж е н я. И на каком же поприще намерен трудиться раскаявшийся вундеркинд?

К о с т я (не сразу). Поступлю в военное училище. Летное.

Ж е н я (в крайнем изумлении). Что-о?! Ты будешь военным? Да еще летчиком?

К о с т я. Буду. Не веришь?

Ж е н я. От тебя любого трюка ожидала. Даже что про семинарию всерьез… Но такого… Да зачем тебе?

К о с т я. Хочу быть сильным. Сильнее, чем Борис. Чем тысяча, мильон Борисов. Я ведь верующий, хоть вы никто и не верите в это. Так вот, считаю, мало верить в правое дело, надо иметь силу, чтоб его защищать.

Ж е н я. От кого же ты его защищать собираешься?

К о с т я. Есть от кого. Но между прочим, и от тебя — тоже.

Ж е н я. Ну что ж… Спасибо за откровенность… Но раз ты уж до изнанки вывернулся… Может, скажешь, почему так ненавидишь меня?

К о с т я (с отвращением). Потому что люблю.

Женя звонко расхохоталась.

Ж е н я (сквозь смех). Извини… Я всегда знала, что ты комик… Но что такой… Ты — меня?

К о с т я. Какой я комик… Шут гороховый! Вот — протрепался… Хоть и клялся себе самыми страшными клятвами…

Ж е н я. Успокойся, я ведь тебе все равно не верю.

К о с т я. А мне это сейчас безразлично, веришь ты или нет. Это стыд, несчастье всей моей жизни… Но поделать с собой ничего не могу.

Ж е н я. Тогда хоть объясни, любишь за что?

К о с т я. За то, что ты могла быть лучше всех на свете!

Ж е н я. А стала всех хуже?

К о с т я. Да! Такие, как ты, чем лучше — тем опаснее, страшней! И я разлюблю тебя, не думай… Уеду в училище — и разлюблю. И тогда во мне только ненависть к тебе останется, одно мое презрение…

Ж е н я. Не пугай ты меня, Бережной, не нужна мне твоя любовь, и плевать я хотела на твое презрение, понятно?

Медленно входит  Б о р и с.

Явился? А мне тем временем дружок твой в любви признался. Потеха — своими словами. Вроде бы вместо сцены из «Ромео и Джульетты», которую мы с ним так и не сыграли! (Быстро уходит.)

Пауза.

Б о р и с. Ты что, по правде?

К о с т я (усмехнувшись). Не ожидал?

Б о р и с. Не ожидал…

К о с т я. Я тебе не соперник… Скорей товарищ по несчастью. Правда, я давно знал, что любить ее — несчастье… А ты только сегодня понял.

Б о р и с. Но ведь не может, чтоб она навсегда такой осталась!

К о с т я. Ты, что ли, ее перевоспитаешь? Как бы не так!

Б о р и с. Но ведь люди становятся другими? Лучше?

К о с т я. Не знаю… Наверно, лучше всего мы пацанами были, где-то в пятом классе. А потом… Просто научились соизмерять свои поступки с возможными последствиями. Это и называется мудростью жизни?

Б о р и с. Тогда ты уже сейчас слишком мудрый. Для меня, во всяком случае. А я вот верю, что стану лучше! Лучше смогу разбираться в людях… С каждым годом нужней им буду.

К о с т я. Женькины слова повторяешь. А ей самой они — до лампочки.

Б о р и с. Нет, это мои слова, мои мысли, и я их никому не отдам!

К о с т я. Ну что ж, двигай, старик, становись лучше, если сможешь. А мне бы хоть самим собой остаться… На разные там сделки не пойти. Желаю тебе удачи. (Жмет ему руку и быстро уходит.)

Борис стоит в ожидании. Возвращается  Ж е н я.

Ж е н я. Борька, давай скорее помиримся!

Б о р и с. Мы не ссорились…

Ж е н я. А что же это было?