Краденое счастье - Ульяна Соболева

Они стояли друг напротив друга. Мне было больно на них смотреть под таким углом, но я услышала, как он заорал:

— Перестань меня шантажировать! Я знаю, что ты беременна! Не напоминай каждый раз!

— Не знаешь. Ты …ты постоянно заставляешь меня страдать! Тебе плевать на мое состояние! На токсикоз и боли! Врач запрещает мне нервничать!

— Просто ответь ты с ней встречалась? Скажи да или нет? На ее сотовом были звонки от тебя!

— Нет! Я не встречалась с твоей потаскухой! Я не знаю почему она пропала! Не знаю ясно?! Мне еще не хватало думать о твоих шалавах! Да, я ей звонила…звонила, чтоб узнать на кого ты меня меняешь! На кого у тебя стоит вместо меня….Она сделала тебя импотентом?! Или … ты можешь трахать только продажных сучек? С нормальными, без париков и линз у тебя не выходит?

Альварес замахнулся, а я дрожала от напряжения и чувствовала, как ошейник ранит мою кожу на шее.

- Если…если я рожу мертвого ребенка — это будет твоя вина!

Его рука опустилась и сжалась в кулак.

— Да пошла ты! — и быстрым шагом пошел прочь.

Она вдруг бросилась за ним следом, падая на колени и цепляясь за его ноги, волочась за ботинком по траве, как тряпка.

— Арманд, подожди…прости меня. Да…да я с ней говорила. Я ревновала, понимаешь. Ревновала тебя. Прости… хочешь я буду для тебя ею. Скажи и я сыграю кого угодно…умоляю!

— Тебе никогда не стать ею, ясно?! Никогда! Ты мне омерзительна! Я не знаю каким образом от этой грязной еб**ли, где я практически не принимал участие, появился ребёнок…но я позабочусь о нем… а ты держись от меня подальше.

Я изо всех сил дернула решетку. И вдруг Каролина обернулась. Ее искаженное рыданиями и яростью лицо показалось мне таким же жутким. Как и маска смерти. Она посмотрела прямо на меня. А я с тоской и болью провожала взглядом удаляющуюся фигуру Альвареса.

И, не выдержала, набрав, в легкие побольше воздуха изо всех сил закричала ему вслед:

— Армааааанд! Я здеееесь!

Он остановился, как-то странно дернулся, поворачивая голову, словно в поисках звука. Услышал? Да? Услышал? Но белобрысая тварь заорала его имя так же протяжно, как я.

— Армааанд! Это же я! Я здесь! Посмотри на меня! Я люблю тебя!

И он быстрым шагом исчез из моего поля зрения.

Каролина полонялась с колен и пошла в сторону дома.

Когда она открывала дверь в мою темницу, Змея впивалась в нее сзади, хватала ее за руки, в попытках удержать, не дать войти в комнату, пытаясь закрыть перед ней дверь.

— Не надо, дочка. Не трогай ее. Ребенок это самое ценное! Без него ты потеряешь мужа! Все потеряешь, слышишь, Кара? Это не только твой брак! Это значительно больше! Возьми себя в руки!

Но Каролина вырвалась, оттолкнула Змею и повернулась ко мне.

— Сукааа! Все из-за тебя! Тыыыы тварь! Ты забрала его у меня! Твои проклятые волосы и глаза! Проклятыееее!

Она бросилась ко мне с ножницами. Я помню только как она кромсала мои волосы и толстые пряди падали на пол к моим ногам. Я пыталась отбиваться, но она была сильнее, агрессивней. Казалось она сошла с ума.

— Кара, не надооооо! Ты убьешь ее!

— Она отняла его у меня, мама! Отняла! Он думает только об этой суке! Пусть ходит лысая! Гадинааа! Глаза ей выколю!

— Не надо она беременная! Выкинет, что будешь делать?!

— Не знаю! Мне уже все равно! Получи, гадина! Получи! Больше никогда он на тебя так не посмотрит! Никогдаааа! Ненавижу, тварь! Чтоб ты сдохла!

— Карааа! Не смей! Ты чтооо?

— Не будет тебя любить! Не будет! Уродиной будешь! Зеркала треснут когда отразишься в них!

Режущая боль пронизала вспышкой перед глазами или блеском ножниц, я не успевала закрывать лицо, только слышала и чувствовала, как лезвия вспороли кожу на щеках и подбородке.

Визжащую и воющую Каролину оттащили от меня, а я лежала на полу и смотрела в бетонный потолок. В моем животе впервые раздался отчетливый толчок

Я открыла глаза в больничной палате и тут же попыталась подняться с постели. Но едва я села, как в руке больно кольнуло. Обернулась, увидела впившуюся в вену иголку катетера. Посмотрела в окно и вскрикнула от неожиданности, заметив свое отражение. Мумия с бинтами на лице и на шее, в какой-то белой робе, завязанной по бокам тонкими тесемками. Тронула забинтованную скулу и поморщилась от боли. Перед глазами промелькнули лезвия ножниц.

С тоской и отчаяньем громко застонала. Это не сон. Не сооон! Схватилась за живот, ощупала свой пах.

В палату вошла медсестра и я тут же бросилась к ней.

— Мой ребенок, он цел? Он жив?

— Лягте на место! — прикрикнула та и быстро выскочила в коридор, — Эй, Вась, а ну сюда бегом!

Вбежал санитар, он тут же скрутил меня, уложил на постель и привязал мои руки к боковым ограждениям кровати.

— Просто скажите мне про моего ребенка! Слышите? Скажитеее мне про ребенка! Твари! Отпустите меня! Вы изверги!

Я кричала и рвалась на постели, колотила ногами и руками. Медсестра куда-то убежала и вернулась со шприцом. Санитар удержал ее за руку.

— А можно ей? Она ж того…беременная.

— Можно. Борис Нестерович сказал колоть если буйствовать будет. От ее психов ребенку больше вреда. Выкинет еще. А нам отвечай.

Но я уже успокоилась. Они могли больше ничего мне не колоть. Я услышала самое главное — малыш цел, и он во мне. Этого было достаточно, чтоб я перестала метаться на постели.

— Не надо. Не колите. Я не буду буйствовать. Не колите! Не надо вредить ребенку!

Медсестра с недоверием посмотрела на меня.

— Нечего мне орать здесь. Сейчас ночь глубокая. Ясно? Еще один писк и вколю тебе лошадиную дозу успокоительного. Родишь потом дауна сама виновата будешь. Мое дело маленькое. Чтоб ты не орала и плод живым оставался. Больше меня ничего не волнует.

Никого и нигде больше ничего не волнует. Только деньги и собственная шкура. Я притихла и больше не кричала. Осмотрела палату, окна, стены и дверь. Я больше не в темнице. Отсюда есть шанс сбежать. Надо успокоиться и понять, как это сделать. Я должна думать ради себя и ради ребенка.

До утра я пролежала в своей кровати. Я мысленно считала. Я успокаивала себя равномерным дыханием. После обхода меня повезли на УЗИ и я снова увидела своего малыша. Теперь он был намного больше и крутился в животе, размахивал ручками и ножками. На этот раз со мной никто не разговаривал. Врач говорил вслух параметры, а медсестра записывала. А я жадно рассматривала силуэт на экране, видела пульсацию сердечка, движения рук и ног, личика.

— Пол мужской запишите. Меня просили убедиться.