Красное солнце валькирии - Елена Дорош

ты ни разу не позвонила! У тебя все в порядке?

Софья подобралась. Нельзя, чтобы мама догадалась, что у нее не все в порядке.

– Все хорошо, мам. Просто на работе небольшой аврал приключился, все из головы выдуло. Как ты съездила?

– Как всегда, отлично, но об этом после. Я звоню напомнить, что на носу юбилей Бенедикта? Не забыла?

– Ты же не собиралась!

– Не собиралась, не собиралась, а потом собралась! – фыркнула мама. – Я привезла такой сногсшибательный наряд, что в конце концов решила приехать. С какой стати я вообще должна тушеваться? Мы с Беней старые друзья и все такое! И потом, где я еще смогу выгулять новые туфли! Пусть Фаина облезет! Как считаешь?

– Я считаю, что это замечательный план! Пусть все облезут!

Алла Николаевна довольно хмыкнула.

– И кстати, помнишь наш разговор о Ларисе? Я кое-что накопала по этой теме.

Софья открыла рот, чтобы попросить ничего не рассказывать, потому что она ничего не хочет знать ни о Ларисе, ни об алмазе, ни о чем другом, связанном с этой историей, но вовремя одумалась. Мама сразу заподозрит неладное, и будет только хуже.

– Тебя все еще интересует эта тема?

– Да, мамочка, очень.

– Тогда готовься удивляться, дочь моя!

Удивилась Софья гораздо раньше.

Телефон пиликнул, на экране высветилось сообщение.

Оно гласило: «Обустроюсь на новом месте, сообщу. Нижайший поклон». И приписка на латыни – «et cetera».

Софья даже засмеялась от радости. Нет, Рудольф не пропадет! Он обустроится на новом месте и обязательно найдется. Не зря вернул соседские заготовки. Решил, что не стоит оставлять о себе плохую память. Вдруг доведется вернуться.

Она будет рада.

Великолепная мама на знаменательном банкете

Бенедикт не поскупился и устроил юбилей в ресторане с видом на Фонтанку. Софья подозревала, что такой разнузданный шик затевался специально для Аллы Николаевны. Вот, мол, смотри, какой я успешный, щедрый и всеми любимый. Может, хоть сейчас пожалеешь, что когда-то выбрала не меня?

Впрочем, госпожа Подбельская в долгу не осталась, явившись в платье с таким декольте, что даже молоденькие аспирантки профессора завистливо скривили губы. Разумеется, дефиле предназначалось вовсе не юбиляру, а именно им, его ученицам вкупе с другими коллегами. Хотите знать, о ком грезит ваш уважаемый профессор? Так посмотрите и завяньте!

Софья пришла в ресторан немного раньше остальных, поэтому стала свидетельницей маминого триумфа. Сама она оделась скромно, чтобы не обращать на себя внимания. Да и настроения не было выпендриваться.

Компанию ей составила жена юбиляра. Фаина Ростиславовна тоже была одета заурядно, но выигрывала в другом. Ее лицо лучилось такой гордостью за мужа, таким радушием по отношению к гостям, таким достоинством, что даже демарш Аллы Николаевны остался ею незамечен – как будто незамечен. Софья мысленно ей аплодировала, оценив тонкость игры. Ты считаешь себя королевой? Да пожалуйста! Все равно хозяйка здесь я, и гости пришли ко мне, а не к тебе, и этот славный профессор – мой и больше ничей.

В общем, дуэль, по мнению Софьи, закончилась вполне мирно. Мама с Фаиной нежно расцеловались, а Бенедикта оттянул на себя мудрый папа, не дав ему обратить на себя ненужное внимание присутствующих выражением восторга и преклонения перед госпожой Подбельской.

Однако мама, кажется, осталась несколько недовольна развязкой, и по ее лицу Софья догадалась, что вторая часть марлезонского балета непременно последует.

Надо лишь набраться терпения. А терпения маме было не занимать.

Пока гости наперебой превозносили юбиляра и заправлялись изысканными кушаньями, Алла Николаевна, пересев поближе к дочери, начала анонсированный ею по телефону разговор.

– В истории с Колбасьевым меня интересовал один вопрос: почему, собственно, Рейснер должна была отдать алмаз на хранение именно ему? Что их связывало, кроме секса? По всем источникам выходило: их пути разошлись еще в тысяча девятьсот двадцать третьем году и больше никогда не пересекались! Выдвинутая мной замечательная гипотеза рушилась на глазах! Но мы не привыкли отступать! Даже во время конференции возможность ошибки не давала мне покоя, поэтому я напрягла Эдуарда.

– А Эдуард…

– Это мой аспирант! Ты что, не помнишь? Я говорила тебе!

Софья кивнула, хотя была совершенно уверена, что ни о каком Эдуарде мама не упоминала.

– Хороший мальчик, умеет искать информацию. Кроме того, за рвение, проявленное в этом деле, я обещала вычистить первую главу его диссертации. Так вот…

Алла Николаевна изящно отпила из бокала и, взяв бутерброд с форелью, взмахнула им, как дирижер палочкой. Софья проводила мамину руку глазами.

– Не отвлекайся, дочь моя. Так вот. Их объединял Афганистан.

– Колбасьев работал переводчиком в посольстве у Раскольникова, и тот приревновал к нему Ларису. Они поссорились. Я помню.

– В некоторых статьях, – кивнула Алла Николаевна, – выдвигается именно такая причина, почему всего лишь через два месяца Колбасьев покинул посольство и вернулся в Россию. Теперь я уверена, что это ерунда! Колбасьев приехал в Афганистан уже после того, как Рейснер сбежала от мужа. Они не пересекались, поэтому Раскольникову совершенно незачем было ревновать. К тому же Сергей привез туда жену! Ларису бы это, конечно, не остановило, но Колбасьев – человек порядочный.

– Получается, Колбасьев появился там в самый разгар скандала? Когда стало известно о пропаже алмаза?

– Ну, скандала, скажем, никакого не было. Не могли же афганцы открыто обвинить в краже жену посла! Но и Раскольников, и Колбасьев сразу поняли, чем все это грозит. И что, по-твоему, они сделали?

– Они? Оба?

– Да! Оба! Вдвоем!

– Решили прикрыть Ларису?

– Ты очень сообразительна, дочь моя София! Вся история с ссорой была придумана ими от начала и до конца! Один из них должен был срочно вернуться в Россию, чтобы предупредить Рейснер: «Красное солнце» будут искать и не успокоятся, пока не найдут. Зная ее, они были уверены, что Лариса не представляет степень опасности и не собирается быть осторожной! Ну а дальше все так, как написано в Интернете. Раскольников стал обвинять переводчика в гнилой «гумилевщине». Колбасьев в ответ публично нагрубил, получился некрасивый скандал, и чтобы его замять, Сергея срочно отозвали в Москву.

– И все поверили в этот спектакль?

– Разумеется! Ведь и Лариса считала мужа виновным в аресте Гумилева, а Колбасьев был с ним дружен, обожал его стихи, многое знал наизусть. Все выглядело очень натурально: разногласия на идейной почве между начальником и подчиненным. Но фокус в том, что на самом деле Колбасьев послу не подчинялся.

– Как так? – удивилась Софья и перехватила у мамы бутерброд. – Дай откусить.

Алла Николаевна проводила его глазами и взяла со стола пирожное.

– Эдуард выяснил, что Колбасьев выполнял