Покорная для Короля Нагов - Герда Куинн

она заблуждается. И в то же время жалел её, зная, через что пришлось пройти ей, чтобы довериться ему. Стать ближе, раскрыться и расцвести для него.

— Уходи, Эсмонд. Я не хочу больше видеть тебя и думать о тебе.

— Не говори так, любимая! Никогда больше не говори так, потому что я никуда не собираюсь уходить.

Ее взор потускнел. Эйрин казалось, что она никогда больше не сможет поверить ему.

Злость потихоньку улетучивалась, уступая место жалости и презрения к себе. Зная, что все равно наг победит. Ведь она так слаба перед ним, но все же надо бороться, как тогда. В пруду… Когда легкие горели огнем, требуя воздуха. Так и сейчас горит ее сердце, тлея, пропитывая ненавистным дымом гордости и ревности, отравляя душу, затуманивая разум.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты животное! — выкрикнула она, когда поняла, что ее платье соскальзывает с плеч. — Это все, о чем ты способен думать? Оставь меня в покое!

— Глупая, упрямая девчонка! Мне нужна только ты! Слышишь меня? — Он сжал ладонями её лицо — только ты одна! Уже скоро их не станет! Неужели эта девка, Тайрина, еще не успела донести до тебя последние сплетни двора?

— Убирайся! — всхлипнула она, сжимаясь в комок.

— Никогда. Никуда я не уберусь, дорогая моя Эйрин. Ты моя жена, а это мой дом. Тебе ясно?

Его это " ясно " прозвучало громко, резко, рассыпалось осколками стекла и льда…

Несмотря на жалкие попытки сопротивляться, Эсмонду удалось раздеть её.

— Позволь мне доказать тебе… Доказать, что только ты в моем сердце…только позволь… Разреши…

И она сдалась, позволяя и слабея от его жара, от его взгляда, проклиная ответный жар своего тела. Стараясь побороть грешные мысли.

Кожу Эйрин покалывало от трепета и предчувствия, когда он запустил руку вее волосы, пропуская пряди сквозь пальцы. Она стояла, не смея и не желая шевелиться и двигаться, смотря на него.

— Я не могу больше ждать ни минуты… Эйрин, что ты со мной творишь! — произнёс Король глубоко и хрипло — Иди сюда…

Она хотела остаться на месте, но двинулась к нему, словно сорванный ветром листок, хлипкий, безжизненный, слабый. Гибнущий, рассыпающийся для того, чтобы впоследствии дать жизнь другим листьям… деревьям, Мирам.

Наг встал перед ней на колени, коснулся языком пупка, чертя поцелуями след, опускаясь всё ниже и ниже, обдавая её бедра горячим дыханием.

— Только ты, любовь моя… Эти девки ничего не значат. Ты мне веришь?!

— Верю… — выдохнула она, тая от прикосновений его губ и языка, горячих и нежных.

Дикие пляски страсти, роспись узоров и шедевров, которые он создавал, доводили до безумия, заставляя признать, что она завоевана им. Снова. Всегда!

— Меня это убивает… Я задыхаюсь, Эсмонд…

— Эйрин, я чувствую тоже самое… Я никого не хочу, кроме тебя… Уже давно.

Он смотрел на неё, в неё, в самую глубь, в темно — синюю суть, разрушая ревность, кроша её на кусочки.

— Я не изменял тебе, девочка. И не собираюсь.

Она верила, принимая его правду, рассыпаясь в его руках.

Подхватив её тело, осторожно приподнял и, сжав ягодицы, проник в мягкое, бархатное лоно.

Эйрин пришлось вцепиться в его плечи, вонзив ногти в бронзовую кожу. Она чувствовала его, он двигался в ней, влажный и нежный, горячий, как лихорадка.

— Ведь тебе хорошо, детёныш? Ведь хорошо? Делай, что хочешь, не люби меня… хрен с тобой, Эйрин, только не гони! Не убивай до срока… Позволь жить. Разреши…

Он прижал к стене её тело, вдавил в камень, в себя, словно стараясь слить с собой воедино и уже никогда никуда не отпустить.

Она вцепилась в его волосы, уперевшись затылком в стену, прикрыв глаза. Под опущенными веками мелькали круги света, звезд и миров, куски и осколки…

— Я тебя… НЕНАВИЖУ!!! — выкрикнула, будто бросила копьё и, взрываясь, растекаясь мириадами горячих, расплавленных лужиц, выгнулась и обмякла в его руках…

— Девочка моя… Детёныш мой…

Она уткнулась в его шею и всхлипнула:

— Ты убиваешь меня, Эсмонд. Так нельзя…

— Я знаю. — ответил он, вдохнув нежный мятно — молочный запах — Но я не знаю, как можно… Прости.

Эсфиль сидела в башнях, сжимаясь в комок от отвращения и страха, озираясь по сторонам. Ее легкое и красивое платье впитывало сырость, прилипало к ногам, словно мерзкий и грязный мох. От красивой вещи не было толку. Наложница проклинала всех на свете: холод, Башни, Короля и его сучку жену.

“ Погоди же, тварь, ты еще узнаешь обо мне! Услышишь, но будет поздно! Скоро от тебя останется одно лишь напоминание, не более. Ты будешь умирать мучительно, медленно и долго… "

Девушка потерла руки, предвкушая месть и чтобы хоть немного согреться. Встала, подошла к маленькому отверстию в стене, заменяющего окно. Стальные, холодные прутья, вид на грязный двор. Дневной свет и сад вдалеке.

Эсфиль прикрыла глаза и представила свою соперницу.

“ Недолго тебе осталось жить на этом свете! “

Она хотела уничтожить Королеву. Убить, чтобы занять ее место, утешить Короля в постели! Уж она — то сумеет ее затмить.

Наложница прошлась по камере, легкой и непринужденной походкой, виляя бедрами. Увидев заинтересованный взгляд стражника, поманила того пальчиком.

— А ты не мог бы меня выпустить? Мне очень надо, понимаешь? — проворковала она, проводя рукой по его груди.

— Это не положено! Сир очень разгневается…

— Ой, прекрати. Королю вовсе необязательно об этом знать. Я вознагражу…

Стражник зачарованно смотрел на наложницу. Никогда еще он не видел столь красивой женщины, не пробовал такого нектара.

— Хорошо, но плата будет высока!

Эсфиль рассмеялась звонко, обнажая белые зубы.

— Ты сделал правильный выбор! У меня есть золото…

Стражник ухмыльнулся:

— Я вовсе не золото имел виду! — без предупреждения он просунул свою огромную ручищу через прутья и начал больно мять пышную грудь.

Девушка оттолкнула его, отскакивая назад.

— Ты с ума сошел? Не знаешь, с кем говоришь?

— Отчего же не знать? Ты одна из шлюх Короля! Чем ты его разгневала? Не так хороша в постели? Или не стерпела его зверского нрава? Мы — то знаем, какие прихоти у Змея!

Он говорил гадости, надавливая на самое больное. Она отвернулась к стене, разглядывая трещины и прикидывая, что и как лучше провернуть, но без чьей либо помощи осуществить свой план не представлялось возможным.

— Эй, ты! — громко позвала она надсмотрщика. — Я согласна, чего ты хочешь?

Дежурный выплюнул соломинку на пол, подходя к ней:

— Тебя, сладенькая! Обслужи меня, как тебя учили… как нашего Короля!

Эсфиль побледнела, представив этого мужлана внутри себя и похолодела, покрываясь липким потом.

— Скажешь, когда