Последняя из рода - Кэтрин Эпплгейт

Мне снилось, что низко пролетает большая птица, кружит надо мной и улетает прочь.

Когда солнечный свет разбудил меня, я лежала на спине на горном хребте, разделявшем поток красноланей на две части.

Я была уверена, что уснула не на камне. Я уснула на мягкой траве. Неужели мне и это приснилось?

И внезапно я уловила знакомые запахи – человека и… феливета.

Я обернулась и увидела, что Тоббл держит бурдюк с водой у моего рта.

– Тоббл! – воскликнула я от радости.

Тоббл улыбнулся.

– Попей сначала. Вопросы потом.

Я с жадностью напилась. Отдышалась. Обняла Тоббла.

И тут я увидела Хару, Луку, Гэмблера и Валлино – они все были на этом каменном островке среди океана красноланей.

– Но как… что… как же?..

Кажется, я говорила одно и то же, одно и то же и вытирала слёзы много раз.

Мои друзья. Моя новая семья. Они спаслись. Но были ранены.

Гэмблер весь в ожогах. Там, где сгорела шерсть, блестела обуглившаяся кожа в запёкшейся крови. У Хары одна повязка была на левой руке, а вторая – на колене. Правое ухо Тоббла порвано, из раны сочилась кровь.

– Но как? – не унималась я. – Не могу поверить, что вы живы.

– Вороны! – ответил Тоббл. – Солдаты уже догнали нас с Харой, но тут произошло такое!.. Жаль, что ты не видела!

– Вороны? – повторила я.

– В тот момент, когда Хара сражалась сразу с тремя солдатами, я подумал, что всё, нам конец, – Тоббл говорил без остановки, – но тут налетели вороны…

– Вороны. Это такие чёрные птицы? – спросила я.

– Да, вороны, – подтвердила Хара. – Солдаты совсем не ожидали нападения с воздуха. Вороны, конечно, не могут убить человека, но могут ослепить. Они могут сильно поранить уши, губы и горло.

– Рорид? – спросила я, озадаченная.

Лука с обеспокоенным видом добавил:

– Раптидоны не могут полностью управлять воронами. Однако… – Он пожал плечами.

– Так же, как люди используют собак, раптидоны используют ворон, – ответил Гэмблер. – Они ведь умные птицы, эти вороны. Тут и польза, и вроде как раптидоны ни при чём.

Я покачала головой.

– Ни при чём?

– Рорид, кажется, ещё тот хитрец, – сказал Гэмблер. – Он не хотел помогать нам напрямую, подослал ворон. И, конечно, скажет, что сам он ни при чём.

Я показала на раны Гэмблера, они выглядели ужасно.

– Тебе, наверное, очень больно, – сказала я.

– Больно, – согласился он. – Но мы умеем справляться с болью.

– Не могу передать словами, как я счастлива, что вы живы. – Я с трудом могла говорить, меня душили слёзы. – Но в то же самое время у меня тяжело на сердце. Вы могли умереть – и ради кого? Ради того, кто рано или поздно всё равно исчезнет с лица земли.

– Если ты и правда осталась последняя в роду, то да, это бессмысленно, – ответила Хара. – Но вдруг это не так, вдруг нам удастся доказать всем, что Мурдано и Арактик всех обманули, пытаясь истребить ваш класс, и удастся вернуть даирнам былую славу, и они снова станут помогать отличать правду от лжи, что, конечно, тоже маловероятно. – Она улыбнулась. – Так или иначе, у нас будет хотя бы надежда.

Своими словами Хара пыталась меня утешить. Но они, наоборот, лишь душили меня.

– В любом случае, – сказала Хара. – Это то, что нам предстоит сделать.

Она медленно поднялась, морщась от боли. Но, выпрямившись, как будто стряхнула с себя усталость.

– Итак, – бодро сказала она. – Что делаем? Продолжаем путь или как?

Первым ответил Тоббл – громче всех. Последним своё согласие выразил Лука. Решение было единогласное. Я же по-прежнему никак не могла смириться с тем, что все снова могут пострадать из-за меня.

По решению Хары мы на несколько часов расположились отдохнуть. Я вызвалась нести дозор и уселась рядом со всеми, накинув на плечи одеяло. Пахло лошадью, но не сильно. Да и вообще я была благодарна ей после нашего безумного побега от Рыцаря.

Под мерцающим покровом ночи я смотрела, как все спят. Хара издавала нежные жабьи звуки. Лука ёрзал и крутился. Гэмблер даже во сне водил по земле хвостом. Валлино спал стоя, опустив голову. А Тоббл, милый Тоббл, лежал рядом со мной, ровно дыша, и только круглый животик то поднимался, то опускался.

Моя новая семья, залитая серебряным светом звёздного неба.

Раненые, вымотанные, но не побеждённые.

Я вспомнила, как родители проверяли нас, детей: спим мы или только притворяемся.

Тогда я чувствовала себя защищённой и думала, что так будет всегда.

Я полезла в свою сумку на животе, осторожно достала потрёпанную карту и плоский камешек – те, что Тоббл нашёл рядом с ульем, а также маленькую записную книжку в кожаной обложке, которую мне подарил Лука.

Луна светила ярко, и я прочла:

Слышала, как на болоте выл волчонок и звал маму.

Пожарила на огне мясо полёвки на завтрак. Тоббл ел листья ивы.

Мне жаль собак. Им, должно быть, столько всего хочется сказать, а никак.

Иногда я вспоминаю уроки Дэлинтора и жалею, что не задавала ещё больше вопросов.

Сегодня было очень страшно. Вообще, каждый день страшно.

Неужели я и правда последняя из рода? Почему я?

– Там есть что-нибудь про меня?

Это был Тоббл, он смотрел на меня одним глазом.

– И про тебя, конечно, есть. – Я перевернула страницу и прочла: – Тоббл такой маленький и такой храбрый. Как бы я хотела быть похожей на него.

Довольный, Тоббл улыбнулся.

– А тот камешек, Бикс… – сказал он. – Что означает надпись на нём?

Я подняла с земли гладкий чёрный камень и провела пальцем по крошечным буквам, аккуратно высеченным на его поверхности.

– Ксиал Ренарис, – ответила я. – Это на древнем даирнском. Никто не говорит на нём – не говорил, за исключением Дэлинтора. Ну, и родители его тоже немного знали.

Ветер стал закручивать траву. Тоббл плотнее закутался в одеяло.

– А что это означает?

– Это был девиз нашей стаи – «В правде и есть сила». Я посмотрела на буквы. – Не знаю точно, кто это придумал. Возможно, Миксо. Наш следопыт.

– Теперь следопыт – ты, Бикс.

Я потрясла головой.

– Не я. Пока точно нет. А может, и никогда им не стану.