Война братьев - Джефф Грабб

— В самом деле, мы можем отправлять их вместе с караванами, — сказал он наконец, поддерживая предложение Кайлы.

Вождь покачал головой.

— Я не хочу рисковать такими сокровищами — вдруг они попадут в руки фалладжи? Как насчет использования их для патрулирования границ?

Начальник собрал волю в кулак и сумел ответить не чихая:

— Можно. Но у нас их не хватает.

— Почему не хватает? — задал вопрос вождь. Начальник стражи состроил такую гримасу, что, казалось, если он сейчас начнет чихать, то закончит не раньше чем через полчаса. Руско пришлось прийти ему на помощь.

— Проблема не в машинах и не в отсутствии пилотов — и мужчины, и женщины отчаянно рвутся летать. Проблема в источниках энергии. Орнитоптеры работают на старинных транских устройствах — силовых камнях. На них же работают металлические статуи. В Иотии их немного. Урза пытался чинить сломанные силовые камни, но пока результаты неубедительные. Мы можем строить сколько угодно орнитоптеров всевозможных видов и типов, но без камней они остаются просто бумажными змеями. Это — проблема номер один.

Вождь крякнул:

— А где мы можем достать эти камни, кроме Иотии?

Сенешаль произнес дрожащим голосом:

— У аргивян много камней, они их собирали десятилетиями. Но они используют их для своих собственных машин. Насколько я знаю, они ищут их по всей пустыне.

Наступила пауза. Кайла готова была поклясться, что видит, как в голове ее отца завертелись шестеренки. А когда у него начинали крутиться в голове шестеренки, у кого-то из окружающих начинались большие неприятности.

— Дорогой мой начальник стражи, — наконец произнес он. — Я хочу, чтобы ты отправил в пустыню поисковые партии. Мы дадим им описание камней, а Урза даст нам список мест, где их легче всего найти.

Чихающий воин согласно кивнул.

— А что будет, если наша партия столкнется с аргивянами, ищущими те же камни? — пропищал сенешаль.

— Я думаю, они ужасно обрадуются, встретив в пустыне цивилизованных людей, а не этих фанатиков фалладжи, — рявкнул вождь. — Но для пущей уверенности надо послать письмо аргивскому королю. Напиши ему, расскажи, что мы делаем, но сделай упор на обоюдной обороне: мол, мы все заодно против пустынных дикарей. Этого ему хватит. Что-нибудь еще?

— С позволения вашего величества, — подал голос Руско. Из-под полы объемистого жилета он вытащил маленькое блюдо и бутылочку с черным порошком. — Успехи Главного изобретателя убедили вас отдать распоряжение о том, чтобы мы внимательно следили за появлением других устройств и приспособлений, следили за рынком, читали старые книги. В общем, искали все, что можно применить для защиты Кроога. Мне кажется, я нашел кое-что полезное.

Бывший часовщик поставил блюдо на стол и насыпал на него немного порошка. Порошок слипся в маленькие шарики, похожие, с точки зрения Кайлы, на сморщенные горошины. Затем Руско встал и зажег от ближайшей масляной лампы свечу. Он поднес свечу к шарикам, те затрещали и ярко вспыхнули. Над столом поднялось вонючее облако дыма.

Для старого начальника стражи это было уже чересчур, он и так не отнимал от носа свой платок. Сенешаль только чудом не выскочил в дверь. Вождь помахал рукой, чтобы развеять облако.

— Ничего нового, обычный гоблинский порох, — проворчал он. — Что нам с него?

— Верно, гоблинский порох, — согласился Руско. — Его еще называют гномий огонь, черная пыль и гори-гори-ясно. Этим зельем пользуются гоблины и северные гномы.

— И обычно его использование приводит к многочисленным жертвам, — закончил за Руско вождь.

Кайла отодвинулась подальше от стола, ей стало трудно дышать.

— Верно, поскольку он летуч, непредсказуем и капризен, — ответил Руско. — Его непросто применять, поскольку нужно находиться рядом, чтобы его поджечь, а если оказаться слишком близко, когда он загорается, можно взлететь на воздух.

— В малых количествах его используют в детских пугачах, — отважился сенешаль. — Еще из него делают фейерверки, но практического применения у него нет.

— Момент, — сказал Руско, поднимая руку. — Что если взять ящичек, насыпать туда порох, вставить в ящик фитиль, поджечь его и бросить во врага прежде, чем порох взорвется? Или лучше приладить к ящичку кремень, который, ударяясь о землю, дает искру?

— Звучит весьма интригующе, — сказал вождь. — Чтобы выбить искру, придется кидать его с большой высоты. А если бросать его со стены, взорвешь саму стену.

Руско кивнул:

— А если его кинуть, скажем, с орнитоптера?

За столом воцарилась тишина. Затем вождь громогласно расхохотался.

— И враг не сможет бросить его обратно! Вот эта идея мне нравится. Отлично придумано.

— Могу ли я считать, что получил дозволение на дальнейшие исследования? — спросил Руско.

— Да, — сказал вождь, не прекращая хохотать. — Да. Только не говори об этом Урзе, по крайней мере пока. Если он не желает выкроить время и прийти на совет, путь это будет ему уроком и сюрпризом.

Сенешаль шмыгнул носом:

— Точно, он поймет, что и у других бывают гениальные идеи.

— Согласен, — сказал вождь, довольно грохнув кулаком по столу. — Объявляю заседание закрытым. У нас масса работы, пора ею заняться!

Но Кайла уже бежала к двери гостиной, спасаясь от пороховой гари. Каблуки звонко стучали по каменным плитам.

Экспедиционный корпус завяз у стен Зегона. Хаджар достаточно хорошо знал Мишру и понимал, что сложившаяся ситуация его сильно беспокоит. Но раз Мишра ничего не сказал кадиру о своих тревогах, то и Хаджар ничего не скажет.

За последние несколько лет кадир превратился в зрелого мужчину, но не все в нем изменилось в лучшую сторону. Бодрый молодой человек, интересующийся аргивскими сказками, вырос в жирного тирана. Соплеменники и его приспешники проливали на его голову ведра лести, племена, которые теперь были вынуждены следовать за сувварди, ублажали его, как могли. Никто не смел сказать ему «нет». Во всяком случае, никому не удавалось сказать «нет» дважды — за этим тщательно следил кадиров палач.

Прежнюю вздорность сменили приступы безумной, бессмысленной ярости. Былая юношеская храбрость уступила место безрассудству и бездумности. Он стал толще отца, но по-прежнему считал, что до сих пор может сам вести войска в бой.

Чем деспотичнее становился кадир, тем большую любовь сувварди завоевывал Мишра. Бывший раб как никто владел искусством беседы с вождем и умел не только сообщить ему самые неприятные новости, но и сохранить после этого голову на плечах. Сначала это заметили военные советники, затем — придворные, а последними — вожди других племен. Вскоре всякий сувварди, который должен был сообщить кадиру неприятную новость или представить на его суд новые планы, сначала шел к Мишре за советом и только потом — к повелителю с докладом.